Фаюм. Евгений Кремчуков
настаивать на операции, ампутации – что там они с врачами придумают. А этого нельзя. Этого нельзя – твердо был уверен Илья, сам не зная, откуда, собственно, у него взялось такое знание. Значит, и Маши – как бы оно ни было тяжело – больше нельзя.
Но это завтра. И все – завтра. Сегодня ему придется привыкать и осваиваться. А уж затем наступит после – постепенно, впрысками, не сразу. Надо будет записать новый выпуск подкаста. И начинать, наконец, следующий фаюм. И еще надо будет найти хозяина сегодняшнего сна, который, покусывая краешки сознания, не давал ему покоя.
С собой у Маруси был только рюкзачок ручной клади, поэтому через четверть часа после того, как самолет сел в Пулкове, она уже ехала в такси. Из головы исчезли и далекий родительский дом, где она провела последнюю неделю, и отец с мамой, и брат, и Настёна, и похороны бабушки, и предстоящее в понедельник собеседование – оставалась одна только растущая опухоль тревоги за Илью с его раздражающим исчезновением.
Прежде мужчины не слишком ее беспокоили. Не то чтобы за двадцать пять лет своей жизни Маша вовсе не привлекала их внимания. Однако оно всегда оказывалось эдаким ненавязчивым, пробным, небрежным: «да – да, нет – нет». И всякий раз ей беззаботно удавалось повернуться как-то так, что внимание это легко отскакивало от нее, скользнув лишь по касательной – и улетая дальше, к новым предметам мужской заинтересованности, ведь, слава богу, Мария Бестужева была не единственной девушкой на свете. Да и не самой привлекательной, пожалуй: высокая, сероглазая, с хрупкими русыми волосами, тонкими губами и простоватыми, но правильными, может быть ангельскими, чертами лица – только вот совсем без женской изюминки, без вишенки улыбки, без ароматной ауры обаяния. Замкнутая, причудливая и очень худая, полупрозрачная какая-то вся на свет. «Я вот даже не знаю, Лиза, кто из вас кого играет: человек персонажа или персонаж человека – а?» – сказал ей Илья вечером в кафе в тот день, когда они познакомились.
Это произошло летом после ее третьего курса. Тогда случились трудности с деньгами, долго рассказывать, и она попробовала найти подработку на каникулы. Помыкавшись по офисам – кому-то не пришлась по нраву она, кто-то не пришелся ей, – Маша, всегда трепетно любившая театр, подалась в уличные аниматоры.
– На императрицу-то ты ну вообще не тянешь, – покачав головой, задумчиво сказала хозяйка-вербовщица в конторе, ежедневно выпускавшей на питерские площади и проспекты полтора десятка пар венценосных спутников: Петров Великих с Екатеринами (то ли Первыми, то ли Вторыми, тоже Великими, – тут было сразу и не разобрать). – С фактурой, конечно, совсем беда.
– А кем можно? – кротко спросила Маруся.
– Ну кем… – протянула хозяйка. – Не знаю кем. Для барабанщицы соблазнов в тебе маловато. Да это, в общем-то, и не наш профиль. И пары для тебя нет. Не знаю. До завтра подумаю я,