Фальшивый купон. Лев Толстой
входной двери фотографического магазина зазвонил колокольчик. Гимназисты вошли, оглядывая пустой магазин с полками, установленными принадлежностями, и с витринами на прилавках. Из задней двери вышла некрасивая с добрым лицом женщина и, став за прилавком, спросила, что нужно.
– Рамочку хорошенькую, мадам.
– На какую цену? – спросила дама, быстро и ловко перебирая руками в митенках, с опухшими сочленениями пальцев, рамки разных фасонов. – Эти на пятьдесят копеек, а эти подороже. А вот это очень миленький, новый фасон, рубль двадцать.
– Ну, давайте эту. Да нельзя ли уступить? Возьмите рубль.
– У нас не торгуются, – достойно сказала дама.
– Ну, бог с вами, – сказал Махин, кладя на витрину купон.
– Давайте рамочку и сдачу, да поскорее. Нам в театр не опоздать.
– Еще успеете, – сказала дама и стала близорукими глазами рассматривать купон.
– Мило будет в этой рамочке. А? – сказал Махин, обращаясь к Мите.
– Нет ли у вас других денег? – сказала продавщица.
– То-то и горе, что нету. Мне дал отец, надо же разменять.
– Да неужели нет рубля двадцати?
– Есть пятьдесят копеек. Да что же, вы боитесь, что мы вас обманываем фальшивыми деньгами?
– Нет, я ничего.
– Так давайте назад. Мы разменяем.
– Так сколько вам?
– Да, стало быть, одиннадцать с чем-то.
Продавщица пощелкала на счетах, отперла конторку, достала десять рублей бумажкой и, пошевелив рукой в мелочи, собрала еще шесть двугривенных и два пятака.
– Потрудитесь завернуть, – сказал Махин, неторопливо взяв деньги.
– Сейчас.
Продавщица завернула и завязала бечевкой.
Митя перевел дыхание, только когда колокольчик входной двери зазвенел за ними, и они вышли на улицу.
– Ну вот тебе десять рублей, а эти дай мне. Я тебе отдам.
И Махин ушел в театр, а Митя пошел к Грушецкому и рассчитался с ним.
IV
Через час после ухода гимназистов хозяин магазина пришел домой и стал считать выручку.
– Ах, дура косолапая! Вот дура-то, – закричал он на свою жену, увидав купон и тотчас же заметив подделку. – И зачем брать купоны.
– Да ты сам, Женя, брал при мне, именно двенадцатирублевые, – сказала жена, сконфуженная, огорченная и готовая плакать. – Я и сама не знаю, как они меня обморочили, – говорила она, – гимназисты. Красивый молодой человек, казался такой комильфотный.
– Комильфотная дура, – продолжал браниться муж, считая кассу. – Я беру купон, так знаю и вижу, что на нем написано. А ты, я чай, только рожу гимназистов рассматривала на старости лет.
Этого не выдержала жена и сама рассердилась.
– Настоящий мужчина! Только других осуждать, а сам проиграешь в карты пятьдесят четыре рубля – это ничего.
– Я – другое дело.
– Не хочу с тобой говорить, – сказала жена и ушла в свою комнату и стала вспоминать, как в ее семье не хотели выдавать ее замуж, считая мужа ее гораздо ниже по положению, и как она одна настояла на этом браке; вспомнила