Иловайск. Рассказы о настоящих людях (сборник). Евгений Положий
на время капельниц, не хотел рисковать сам и подвергать опасности своих спасительниц. Тем более, что в морге он уже осмотрелся – правду говорят, что человек привыкает ко всему. «Это как чистилище перед Страшным судом, – думал Кабан. – Вот всякое место своего обитания мог себе представить, только не такое. Интересно, кому могло прийти в голову самый обычный плацкартный вагон переделать в морг? Хотя чего только не сделаешь, если, например, очень надо, то есть покойники имеются, а морга нет? А так дешево и сердито – списанный наверняка вагон, судя по состоянию облупленных стенок и ободранной обшивки на полках, закопали в землю, поставили кондиционер – и пожалуйста, идем, точнее едем, в ногу с прогрессом, очень современное заведение получилось, наверняка же главный врач расстарался…»
В первый день после капельницы он совсем обессилел, Викуся и Нюся отволокли его на себе вниз, где Кабан, кряхтя, ногами вперед раздвигая покойников, заполз в свою нору. До вечера он то проваливался в полузабытье, то, открывая глаза, смотрел сквозь покойников в окно, через мутное стекло которого в морг слабо пробивался свет. Ощущал Кабан себя очень плохо, возможно, даже хуже, чем в первый день, рана болела от постоянного движения, от неудобной позы, и, хотя он планировал на ночь вылезть поспать на полку, забылся прямо на полу, под трупами, где и обнаружил себя на рассвете, проснувшись от сильного холода. Пожалуй, только тогда Кабан полностью осознал безысходность своего положения, выполз из-под груды совсем недавно еще живых людей, огляделся – и понял, что теперь он будет какое-то время жить среди мертвецов. Кабан не был особо впечатлительным человеком, к смерти относился спокойно, как к должному для человека акту, но даже для него такая компания показалась немного невеселой. В голове постоянно крутились мысли о том, как выбраться, как связаться с родными, он разворачивал разные варианты – и тут же их сворачивал ввиду своей полной нетранспортабельности. Что бы он ни придумал, чтобы ни придумали, допустим, его родные или друзья, все равно все сводилось к тому, что сначала необходимо хотя бы немного стать на ноги.
К одиннадцати пришел Женя и забрал Кабана на процедуры. После ночного кризиса дышалось свободнее, и дорога через дворик далась ему чуть легче. В палате, куда его завел интерн, лежали новые раненые сепаратисты, но разговоров он старался избегать. «Скажешь, что местный, лежишь на дневном стационаре, если будут спрашивать. Сепары все равно не амвросиевские», – посоветовала Викуся.
А вот после капельницы его накрыло – захотелось поспать, полежать в удобной койке, на чистой постели. Никуда не хотелось уходить, Кабан ощутил приятную слабость, безволие, равнодушие к своей судьбе, но, подгоняемый интерном, он нашел в себе силы оторвать голову от подушки и заполз в морг буквально на четвереньках, кряхтя от боли в брюхе, обполз гору трупов и, презрев опасность, рухнул на ближайшую полку. Пахло на полке не так тошнотворно, как под трупами, по крайней мере, и можно прилечь удобнее, и не висит над мордой