Германия: философия XIX – начала XX вв. Том 2. Скептицизм и пессимизм. Валерий Алексеевич Антонов
демонстративности ученых. – Что касается конкретно исторического скептицизма, то я должен отметить, что у древних его почти не встречается. То, что говорит о нем Секст, ничтожно. Очевидно, что сомнения против религии сначала вызвали более вдумчивые замечания по поводу исторической достоверности. Исторический скептицизм мог бы быть очень поучительным и полезным, если бы воздержался от такого применения. […] – В опровержениях скептицизма никогда не было недостатка (см. примечание в §710).
§706. Поскольку скептицизм, побуждаемый догматизмом, обосновывает свой образ мысли, исходя из сомнительности человеческих познавательных способностей, возникает скептическая критика7.
§707. Цель скептической критики – не доказать правильность познавательной способности, а обсудить причины, по которым скептицизм отказывается признать содержащийся в ней эталон истины.
§708. Образ мысли скептицизма основан прежде всего на этой идее, которая также является центральным пунктом всей скептической критики: все человеческие понятия оказываются не более чем отношениями, следовательно, нельзя убедить себя в их объективной истинности.
[Скептицизм не отрицает реальность представлений. Однако – это напоминание прежде всего для новичков: но даже для тех, кто в философской науке более чем новичок, это напоминание может оказаться необходимым: скептики признают не только существование чувственных и образных представлений, но и тех, которые зависят от разума, а значит, и существование всего человеческого знания в целом. (Да и как может быть иначе?) Они просто не допускают объективного использования ни этих представлений, ни тех; хотя в остальном они мыслят и живут в соответствии с впечатлениями чувств и разума. Автор «Энесидема» точно указал на то, что скептики не отрицают. Г-н Якоб называет это принципами скептицизма, от которых ему в конце концов пришлось отойти. И то, и другое не в духе этого образа мышления: придерживаться принципов и отступать от чего-то].
§709. Скептицизм показывает эту подозрительную внешность способности познания,
1) с точки зрения низшего и
2) с точки зрения высшего, из психологической истории его образа действия; и выводит
3) бесконечное разнообразие человеческой мысли, как естественное указание рассматривать все понятия и убеждения не более как субъективные и отчасти индивидуальные определения человеческой природы.
Все это можно разложить на следующие основные идеи, составляющие элементы скептической критики.
1) Чувственные представления рассматриваются, даже самыми строгими догматиками, лишь как результат отношений неизвестных предметов с необъяснимыми органами, а тех, в свою очередь, с совершенно непонятной способностью представления. Поэтому они лишь иллюзорны.
2) Все основополагающие понятия так называемого познания,
Мне было крайне неприятно читать следующее описание скептицизма у Канта: «общее недоверие к чистому разуму, без предварительной критики, только ради несостоятельности его утверждений». («Об открытии и т. д.», стр. 78) Я думаю, и об этом свидетельствуют труды Секста и Юма, что ни один вид философов не занимался бы критикой – если не разума, как Кант, – то способности к познанию в целом – с большей проницательностью, чем скептики. Их решимость не принимать систему как раз и является следствием их крайне критической психологии. Это тоже совсем не в характере истинного скептицизма (который г-н Рейнгольд, чтобы назвать его истинным, называет догматическим с совершенно неожиданным выражением) – отрицать очевидность объективной истины. Истинный скептик ничего не отрицает; в той мере, в какой отрицание означает столько же, сколько и придание отрицанию универсальной силы. То есть он лишь говорит о себе, что лично для него невозможно убедиться в очевидности объективной истины: но он не утверждает, что из природы человеческой способности познания следует, что в ней нельзя убедиться, и что поэтому ни один человек не может быть в ней убежден. Вообще, вся концепция скептицизма фальсифицируется, как только о нем начинают думать как о стороне, которая исходит из универсального обоснования своего образа мышления. Она всегда должна рассматриваться лишь как образ мышления отдельного человека, который ее выдвигает. Теперь он объявляет себя тем, кто не убежден в объективной истине, и оправдывает свое неприятие, насколько это заметно для других, подозрением, которое он вывел из критической психологии против способности познания; но вовсе не хочет показать, что способность познания должна казаться такой подозрительной каждому; даже если бы ему было приятно видеть, что другие думают так же, как он. Таким образом, я знаю скептицизм от Секста; и если бы Секст не описал его таким образом, а Пирр не подумал о нем таким образом, я бы скорее отрицал, что первый в своем представлении, а второй в своем духе достигли истинного идеала скептицизма, чем думал бы о скептицизме как о противоречащем этому идеалу. Возможно, мы еще не увидели истинного скептицизма; возможно, некоторые так же сильно заблуждаются в характере этого образа мысли, как другие могут заблуждаться в смысле и цели критики разума. – В трудах философов-критиков я то и дело встречал и другие высказывания о скептицизме, которые заставляют меня предположить, что его истинный дух очень неверно оценен: например, что это вечное колебание туда-сюда, жалкое состояние, постыдное беспокойство ума; что он основан на заблуждениях и страшилках, и тому подобное.