СтихиИ. Сергей Владимирович Селезнёв
этим городом, полюбить его.
Я приехал один, без семьи и друзей, с небольшой девчачьей группой под предводительством очень хорошего поэта и человека Димы Макарова. Мы приехали к Бродскому.
Жил я в квартале Дорсодуро, на набережной Дзаттере, что идёт сразу за той самой набережной Неисцелимых, о которой писал Бродский в своём заказном, в хорошем смысле, эссе. В самолёте я его, собственно, и прочитал.
Февраль, всё очень недорого, и поэтому я поселился в квартире со своим двориком, с потолками 7 метров и вторым светом прямо у воды. Пожалуй, всё для введения, или я уже начну пересказывать само стихотворение.
Я хорошо здесь спал – качало.
Я чувствовал себя, нет, не в бунгало,
я был в глубоком трюме корабля,
за каменным бортом его и только для себя.
Мой дом был стар, ворчал от ревматизма,
молчал по-итальянски, и харизма
его была сыра… И лишь ограда
держалась до конца за прутья винограда.
Зима. На площади так малолюдно чисто,
средневеково тихо, что туриста
я мог, снимая денно позитив,
ни разу не просунуть в объектив.
Я часто был один, плутал по кривоулкам,
ведь навигатор кривоTALKал недоумком,
ввезённый мной с совсем большой земли,
и если б жил здесь кораблём, сидел бы на мели.
Здесь люди часто многолики,
в витринах здесь плетут интриги
носы, шуты… Смерть стережёт крыльцо.
Здесь просто потерять лицо.
Теперь о главном – о воде,
скажу понятнее – везде.
Здесь всюду только междуречья,
морского, правда, красноречия.
И что вода, она ведь только повод.
В ней небу не узнать себя, в ней русский лес всё молод,
и перемычки переулков, будучи хвостами,
из важности прикинулись мостами.
Венеция, не подступиться словом мне к твоим стенам,
не доверяешь ты прижизненным стихам.
Поблекшие глаза твои в предчувствии стихии,
глухи для лести, для любви сухие.
Весна
Это стихотворение было написано в пандемийную весну. Мне казалось, что с её приходом всё перезагрузится, всё и все оживут, выживут и, что хуже уже не будет, потому что хуже не бывает. Мда…
Весна бурлит в моих кингстонах
началом, сладкою пыльцой,
повеселевшие вороны,
в лесу клаве, свирель, гобой…
Начало есть всему – тепло
мне думать, что случится
со мной теперь, и потекла
из синего водица.
Всё пропитается надеждой,
потяжелеет от любви —
в брюхатой почке, кошке нежной.
Весна скомандует – живи!
И всё родится.
Во круге
Во круге моём заколочен проём,
на были пыли наследили
то ли мыши, то ли души…
Вспоминаю дождь и лужи, как любили…
И неистово, машинально
от ночной полусонной тоски
я