Бог, которого не было. Красная книга. Алексей Френкель
коллекционером Евангелий на земле. Ну или под землей. Пусть будет «на черепахе» – так точнее всего. Так вот: на черепахе все знают, что есть четыре канонических Евангелия – от Марка, от Матфея, от Иоанна и от Луки. Есть еще полсотни других: от Фомы, от Маркиона, от Василида. Есть Евангелие от Истины – что бы это ни значило, а есть – от Совершенства. И от Иуды – тоже есть. И от Марии. От Варнавы. От Евы. Есть «потерянные Евангелия», и есть «неизвестные». Есть кумранские свитки. Правда, они фальшивые. Слон собрал триста двенадцать. И кумранские свитки у него были настоящие. Мы часто беседовали с Бифхартом за водочкой об этих Евангелиях. Какое из них правильное. И о тебе говорили. Ты – это Бог. Я много раз слона спрашивал: есть Бог или нет? Кэп отшучивался: зимой – точно есть. Типа раз каждую неделю появляется ведро водки – значит, Бог есть. Однажды зимой, семнадцатого декабря, мы с Бифхартом-слоном Бифхарта-человека поминали. И когда уже почти все ведро выпили, Кэп вдруг сказал, что самое правильное Евангелие – от Ларса фон Триера.
– «Антихрист»? Или «Нимфоманка»? – пьяно пошутил я.
Слон даже не улыбнулся, хотя тоже был прилично пьян.
– «Идиоты»? – спросил идиот я.
– Да нет же, – рассердился Бифхарт. – Самое правильное Евангелие – «От Догвилля»: в живых осталась только собака.
Слон помолчал, а потом плеснул нам в стаканы из ведра водки и продолжил:
– Мир – он как этот самый городок, Догвилль. Мир нарисован мелом. Просто место. Место по имени Догвилль. И в этом месте писатель не написал за всю жизнь ни одной строчки, слепой рассуждает о свете, церковный орган играет без звука, а новенькие стаканы полируют, чтобы придать им налет старины.
Кэп выпил и запел бифхартовскую Dachau Blues. Я тоже выпил и только тогда заметил, что новые стаканы – я сам их утром в супермаркете покупал – отполированы под старину.
Мир выпрямился
В тот день, когда мы поминали Капитана Бифхарта, Кэп мне многое рассказал. О мире, который он держит на своих плечах. О тебе, сотворившем мир, который надо держать на плечах. Правда, я ничего не помню. Ну потому что напился и уснул. Наверное, поэтому мне слон и рассказывал – потому что я уже не мог запомнить. Но это все было еще не в скособоченном мире. А в этом – скособоченном – явно что-то стряслось. Ну потому что Кэп сидел на панцире черепахи и ни на что не обращал внимания. Ни на остальных слонов, ни на меня. Он даже на стоящее рядом с ним ведро водки не обращал внимания. Ведро было скособоченное, и водка в нем тоже была скособоченная, но Кэп и на это не обращал внимания. Вот настолько что-то стряслось. И слоны мне обо всем рассказали. Ну о том, что стряслось. Это была очень грустная история, а слоны как никто умеют рассказывать грустные истории. «Бифхарт придумал себе возлюбленную», – сказала слониха Ассоль. «По образу и духу своему», – процитировал слон Артур то ли Библию, то ли Окуджаву. Эти слоны вообще все делали вместе, словно пожилая пара из рекламы зубных протезов. Ну эти Артур и Ассоль Грей – они вообще из сказки