Девочка Грома. Любовь – ненависть. Татьяна Тэя
а вдруг это Ляля?
Глазка на двери у нас нет. Раньше, в восьмидесятых, когда я была ещё маленькой, дверь даже не запиралась. Потом в начале девяностых установили вторую металлическую и замков наварили, но вот глазок сделать не додумались. А зря. Хотя… кому надо, тот залепит, и не поможет этот глазок ни черта. Как и цепочка, которую любой сильный мужик в два счёта сорвёт.
Короткое «чив-чив» снова разносится по квартире.
Надо подойти, спросить, кто там. А то мама встанет, что нежелательно.
Впрочем, мама не спешит в коридор. Вероятно, пока не сойдут синяки будет прятаться в квартире и даже до магазина выходить не станет. Увидит кто, а вот ведь увидят, как пить дать, потом вопросов не оберёшься!
Крадусь к входной двери. Даже не дышу. Ступаю на носочках, всё ещё боясь, что это Ляля с Митяем или каким-нибудь бугаём с бычьей шеей.
Господи… пусть не Ляля… пусть она отстанет от меня… ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… – шепчу с отчаянием.
Деревянная дверь открыта. Видимо, я её вчера так и не заперла, в отличие от железной. Тоже непозволительная безалаберность в моём положении!
Стою, не зная, что делать.
Внезапный шорох по ту сторону усиливает напряжение. Кто же там… кто?
– Чего замерла? – раздаётся из-за двери голос Юры, чётко определяющего, что я стою возле неё. – Открывай. Свои.
Какие к чёрту свои?
– Принцесса Илона, – тянет он насмешливо, и всё слышу.
Медленно отпираю дверь и Громов в тот же миг делает шаг мне навстречу. Пячусь невольно от такого напора.
– Воу! Полегче.
Выставляю ладони перед собой, но Гром, будто меня не слышит, прёт напролом.
На нём серая футболка и чёрная джинсовая куртка, на макушке тёмные очки, за ухом сигарета.
– Илона, пора нам проветриться, ты чего ещё в халате разгуливаешь?
Уголок рта у Громова кривится в усмешке. Выглядит он выспавшимся, отдохнувшем и при параде, в отличие от меня.
Ленивым взглядом окидывает мои голые коленки, грудь в вырезе халата и улыбается, замечая, что смущаюсь.
Руки невольно поднимаются к щекам, стремясь прикрыть раскрасневшееся и ещё не накрашенное лицо.
– Тише, – шикаю. – Маму разбудишь.
– Юлия Витальевна дома?
– С ума сойти, помнишь, как мою маму зовут?
– Забудешь тут… свою первую учительницу, а?
Он тянется к сигарете, чтобы взять и запрятать её в карман. Вытягивает шею, рассматривая узкий длинный коридор. У нас трёшка и по моим ощущениям – основной метраж ушёл на этот грёбанный коридор, потому что кухня и комнаты милипусичные.
– Она не выйдет, говорю же, спит. Иди на кухне подожди, я позавтракать как раз хотела.
– Завтрак в полдень… да у тебя замашки аристократов, Илона, – продолжает стебать Юра, но шёпотом. – Где сестра твоя?
Смотрит под ноги, будто бы там Снежа где-то ползает.
Покусываю губу, заходя за Громовым на кухню.
– Она с нами больше не живёт.
– Как так? – удивляется. – Она ж малышка совсем.
– Ей