Демон и Кикимора. Анатолий Матвиенко
– пугали. Тем более, обмороженный гусар меня не волнует, даже оторванный. Выращу новый на радость себе и Андрюхе. Но лучше уж как полагается. И совсем не тянуло справить нужду прямо в открытый бомболюк, на головы безмятежным обывателям штата Огайо.
Побывав на фронте, точнее – на очень многих фронтах, я прекрасно понимал, что зима с сорок второго на сорок третий год, проведённая в Штатах, это чистый курорт по сравнению с предстоящим в Великобритании. Андрей офигел от лёгкости, с которой я раскрутил на свидание лётчицу из вспомогательной службы ВВС, сняв комнату в паре миль от базы, потом официантку, затем девушку из метеорологического департамента… Гусар не остался в обиде.
«Ты же говорил: прелюбодеяние – грех?»
Андрюха изумлялся, но не возмущался. Понравилось ему.
«Само собой. Грех, но не столь тяжкий. Я же не насилую барышень. Замужних и девственниц не совращаю. Доставляю им радость. Удовольствие от плотской любви – крохотная частичка Божьей Благодати, доступная смертным на Земле. Увидишь – на войне хлебнём всякого и свершим такое, что местные грешки, как и местные добрые дела, окажутся воробьиным чихом в общем зачёте».
Ну и другая крупица Божьей Благодати – счастье полёта. Хоть совершенно непривычное, потому как принимается в очень большом коллективе. На российском противолодочном я не вмешивался в работу подполковника, а он ни разу не романтик в душе, хоть любит авиацию не меньше моего. Скорее – военно-воздушный извозчик. Кураж вроде имитации захода на посадку на авианосец – предел его душевных изысков. До этого только учебно-тренировочные спарки и «фантом» вынуждали меня делить самолёт на двоих. Как правило, я оставался наедине с машиной и небом, даже действуя в составе эскадрильи, крыла, полка. Теперь, опускаясь в кресло второго пилота справа от Михаила, сразу начинал работать в команде, достаточно непростой: полешуки – сплошь индивидуалисты с собственным мнением по любому поводу, упрямые и неуступчивые. Если бы некий покровитель проекта из восьмого бомбардировочного командования не распорядился комплектовать экипаж именно из нас, странных, большинство бы покинуло ВВС задолго до перелёта в Европу.
Командир эскадрильи (сквадрона) почти моментально невзлюбил Майкла, угадав в нём упрямое начало.
– Первый лейтенант Лоевич! Почему улыбаешься во время инструктажа?
По местному времени стояла глубокая ночь, около трёх. Нас подняли в два. Короткий завтрак, когда ещё ужин не переварился, кусок в горло не лезет, потом – столь же трудноперевариваемый инструктаж. Причём, перед перегонным рейсом, не боевым.
Миша вытянулся и оттопырил локти.
– Радуюсь, что, слава Создателю, займёмся настоящим делом, сэр!
– Посмотрю на твою радость через три месяца… Повторяю, джентльмены, о необходимости держать строй и не упускать из виду машину ведущего… Лоевич! Ты почему торчишь как член под утро?
Под металлическими гофрированными стенками