Евангелие от Дарвина. Эволюция доверия. Аркадий Григорьевич Снитковский
и добра либеральная демократия ошиблась, когда развязала войну? А как же «учение о личной свободе и суверенитете народа»?
Когда какой-нибудь тиран, вроде Саддама Хусейна нападает на соседнее государство – это очень плохо, но вполне понятно, поскольку у тиранов не в почёте стремление к свободе и суверенитет. Но когда столь приверженная либеральным идеям страна, как США, покушается на суверенитет страны, находящийся от неё в тысячах километров – это не просто плохо. Это ужасно, поскольку вступает в жестокое противоречие с географией и собственным «учением о личной свободе и суверенитете народа».
Разве иракский народ чем-то хуже американского или отчего-то недостоин права на суверенитет? Если суверенитет и свобода – это естественные право, то, следовательно, принадлежат народам всех стран вне зависимости от их географического местоположения! Разве нет?
Либеральные права носят универсальный характер и когда либеральные демократии их попирают, то они не только покушаются не только на чужой суверенитет, но и на собственные принципы.
Если президент демократического суверенного государства, выбранный в результате свободного волеизъявления народа, отказывает в праве на суверенитет какому-то народу, то, может быть, закралась маленькая ошибка в самом учении? Или ошибся Фукуяма, запутавшись в определениях. Или все мы находимся в плену иллюзий и мир намного сложнее, чем нас пытаются убедить?
Посудите сами. На протяжение тысячелетий в Европе безраздельно правили монархические династии. Их правление скрепляла христианская религия. Легитимность королей черпалась в Библии. Согласен с этим кто-то или нет, но, если спросить у христианина: «Что есть Бог?» – то он почти наверняка ответит: «Бог есть любовь».
Так разве любовь хуже свободы? И почему правление, основанная на идеях любви, менее человечно, чем правление, основанное на идее свободы? Или даже поставим вопрос иначе. Стремление к свободе победило стремление к любви! И что, после этого нас ждет вечный мир полный добра, благоденствия и той самой любви?
Если бы мы задали все эти вопросы любому европейцу времен расцвета Бурбонов, то он был бы так же абсолютно уверен в своих ответах, как и его праправнук. Но вряд ли бы они поладили.
Безусловно, всё это лишь свидетельствует о прогрессе европейской цивилизации, но, чтобы выбраться из того тупика, в который загнал себя (и нас заодно) Фукуяма, попробуем ответить на ряд вопросов:
Действительно ли стремление к свободе и жажда признания являются основными движущими силами истории? Может быть, это совсем не так и тогда парадокс моментально самоликвидируется.
Какова природа этих сил? Существовали эти устремления всегда? Являются частью человеческого естества, либо возникновение их – это продукт развития человечества? И если стремление к свободе и признанию – это продукт развития сознания, то они вполне могут измениться, после чего перестанут нести в себе элементы вечного разрушения.
Если