Ребенок открывает мир. 3-е издание, исправленное и дополненное. Евгений Васильевич Субботский
ты не будешь больше другом, я всем расскажу, что ты ябеда, как
девочка.
Альгис смущен, он говорит:
– Нельзя руками доставать.
Виталик продолжает работать лопаткой, затем говорит:
– А если бы ты не сказал, я бы с тобой конфетой поделился.
Альгис молчит. Виталик перекладывает шарики рукой. Альгис возмущенно:
– А я скажу дяде.
Виталик больше не делает попыток отступить от правила.
Так же ведет себя Альгис и с другими детьми: сверстниками и малышами. Когда, наконец, ему самому предлагают выполнить задание и оставляют одного, он упорно работает лопаткой, затем перекладывает два шарика рукой, но возвращает их в ведро и уже больше не отступает от правила.
Что же мы получили?
Во-первых, оказалось, что почти все нарушители с радостью согласились играть роль воспитателя, с гордостью обучали малышей, не допускали нарушений, отступлений от правила.
Во-вторых, когда мы вновь предложили нашим «воспитателям» выполнить задание в одиночестве, больше половины из них не нарушили условия. И не потому что боялись наказания; ведь им-то по личному опыту было известно: «Не пойман – не вор». Наверное, у детей и в самом деле появились моральная потребность, желание выполнять правило не из выгоды, а бескорыстно.
«А правомерно ли вообще использовать этот метод? – спросят меня. – Хорошо ли делать ребенка надсмотрщиком и ябедой?»
Вопрос серьезный. В самом деле, не повредит ли ребенку то, что мы выделяем его среди других? Да и роль надсмотрщика не воспитывает. Скорее наоборот: ребенок заставляет сверстников соблюдать какое-то правило, а сам, возможно, втихомолку смеется над ними.
Казалось бы, логично. Логично, но… неприменимо по отношению к нашим испытуемым. Важна-то ведь не сама по себе роль, а то, что побуждает ребенка ее выполнять. Допустим, малыш берет на себя руководящую роль, желая получить награду или одобрение взрослого. Вряд ли он будет уважать нормы, которым обязан подчинять других. Ведь они для ребенка – лишь средство достижения каких-то иных целей.
Но представьте другое: ребенок берется руководить не «ради славы»; его главная цель – стать «как взрослый», попытаться делать то же, что делает взрослый человек. Соблюдение моральных норм для малыша – предмет личной гордости, а не способ извлечь выгоду. Такой не станет лицемерить и нарушать нормы даже вдали от посторонних глаз. Вот и получается: роли те же, а дети разные.
А теперь спросим себя: что же побуждало наших испытуемых взять на себя роль воспитателя? Ясно одно: не «слава» и не награда. Дети выполняли роль с радостью и все же бескорыстно.
«Но позвольте, – не выдерживает критик, – испытывают же они от своего поведения какое-то удовлетворение? Как же так: от конфеты отказался да еще и удовольствие получил?»
Конечно, получил. Но это удовольствие совсем иного рода, чем удовольствие от съеденной конфеты или родительской похвалы.
Допустим,