Любовь в тени Октября. Макс Валсинс
усиливались и всё чаще касались профессора Соомера. Говорили, что он не только критически относится к властям, но и занят чем-то, что может вызвать недовольство тех, кто высоко сидит в правительстве. Шептались, что он работает над исследованием, касающимся национальной идентичности и истории, и что его выводы идут вразрез с новой официальной идеологией, стремящейся заглушить всё, что может быть связано с реакционным ее прочтением.
В тот вечер, когда Аделе случайно стала свидетельницей одного из этих споров, она как раз шла по университетскому коридору после занятий, погружённая в мысли о грядущей контрольной работе. Звуки оживлённого разговора донеслись до неё из комнаты преподавателей, где стояла дверь, приоткрытая лишь на несколько сантиметров. Любопытство оказалось сильнее, и, замедлив шаг, она услышала знакомый, чуть хрипловатый голос Соомера.
– Ханнес, ты понимаешь, что если ты продолжишь в том же духе, у нас обоих могут возникнуть проблемы? – обеспокоенно говорил другой преподаватель. – Сейчас не время для разногласий. Кому нужно это ненужное брожение? Это ничем хорошим не кончится, особенно для тебя.
– Я не ищу неприятностей, – ответил Соомер спокойно, но твёрдо. – Но наука не должна зависеть от политической конъюнктуры. Я не собираюсь искажать истину ради чьих-то амбиций или страха. Мои выводы – результат честного анализа.
– Но кому нужна эта честность, если она вызывает враждебность? – прозвучал тихий, напряжённый голос. – Ты ведь понимаешь, что в этом нет ни безопасности, ни мудрости. Защищая Маркса, ты рискуешь и карьерой, и безопасностью.
Наступила тишина. Аделе, затаив дыхание, ждала ответа.
– Без правды нет науки, – сказал, наконец, Соомер. Его голос был твёрд и спокоен, но в нём чувствовалась решимость, словно за этими словами стояло нечто гораздо большее, чем просто принцип. – Как можно преподавать историю, если мы боимся её понимать?
Её сердце учащённо забилось. Она не знала, что и думать. С одной стороны, она восхищалась его независимостью, его честностью, но с другой – её тревожили его слова. Ведь она уже слышала о том, что несколько преподавателей были вынуждены уехать из страны или же потеряли должности из-за того, что шли против линии государства. Казалось, что профессор Соомер играет с огнём.
Аделе двинулась дальше, пытаясь осмыслить услышанное, и всё это вызвало у неё противоречивые чувства. Профессор, которому она доверяла и чьи знания она уважала, вдруг оказался человеком, чьи убеждения могут навлечь на него беду. До этого момента он был для неё как учёный, выше и вне всех политических разногласий, но теперь она видела в нём человека, связанного с этим миром, с его опасностями и последствиями.
Через несколько дней она вновь пришла на его лекцию, но смотрела на него уже другими глазами. Он как всегда был сосредоточен, углублён в свои мысли, и, казалось, полностью поглощён тем, что читал студентам. Но теперь, когда он говорил о силе слова, о значении правды, его речь казалась ей более смелой, полной намёков