Вернуть жену. Я тебя не отпускал. Саяна Горская
чтобы спрятаться. Я сосредоточил поиски на городах Сибири и Зауралья, думая, что она решила скрыться как можно дальше от меня. Знаю, у неё там где-то прабабушка жила, поэтому все возможные варианты давно проверены. А она все эти четыре года пряталась в десяти часах езды на машине.
Ловко.
– Давно ждёшь? – жму Моте руку потной ладонью.
– Только подъехал. Ну и глушь, – он вытирает свою руку о джинсы и качает головой. – Я раньше даже не знал о существовании этого города.
Мы проходим в дом.
Пока принимаю душ, Мотя на кухне пытается соорудить что-то типа завтрака.
Я надеюсь, он раскопал для меня что-нибудь интересное. Что-то, за что я действительно могу зацепиться, потому что пока все доступные мне манипуляции объективно неубедительны.
Работа? Ну и подумаешь, работа.
Вот если бы Кирилл оказался моим ребёнком, это другое дело. У Аси просто не осталось бы выбора.
Но Кирилл не мой, и…
И это мучительно, болезненно отзывается во мне.
У нас тоже мог быть сын, и меня всё ещё прошибает на эмоции. Они уже не такие острые – углы сгладились под натиском времени. Теперь только перманентное, тянущее чувство потери.
Я не забываю. В моём бумажнике до сих пор его снимок с третьего скрининга. Последний.
Выворачиваю вентиль холодной воды посильней, чтобы стряхнуть с себя осадок и вернуть мысли в нужное русло.
Так, окей, что дальше-то делать с Асиным пацаном?
Воспитывать.
Не бывает чужих детей, да?
Мне это хорошо знакомо.
Сам такой.
Когда мама мужика привела, мне было двенадцать, всё соображал уже и бесился первое время. Бунтовал против нового авторитета в доме.
Но Саша, как он тогда представился, в папы мне не набивался, жизни учить не пытался, по пустякам не дрочил. Был рассудительным и спокойным, но спокойствие это было таким внушительным, что я свои пацанские истерики быстро свернул, поняв, что они не достигают цели.
Он регулярно интересовался успехами в школе, но за тройки не ругал. В мою жизнь не лез.
А однажды, уже лет в пятнадцать, меня в подворотне поймали взрослые пацаны и одного в четыре рожи отпинали. Я пришёл домой со сломанным носом. Мать в слёзы… А Саша ничего не сказал – молча взял клюшку свою и ушёл. А потом, пару дней спустя, когда припухлость с носа спала и я смог нормально дышать, отвел меня на бокс.
На боксе меня научили за себя постоять, если дело дойдёт до драки.
Саша же учил, как с людьми общаться, чтобы до драки не доходило.
Поэтому неправы те, кто считает, что я чудовище, которое голыми руками людям головы отворачивает. Чепуха это. Я не допускаю ситуаций, в которых применение грубой силы может потребоваться, вот и всё.
Сашу я всё детство так и звал по имени, не позволяло что-то внутри, какая-то детская гордость. А потом, когда вырос, стал звать отцом. Да, потому что он мне отцом был.
И когда он разбился, внезапно и нелепо, я, тридцатилетний тогда мужик, рыдал как девчонка над его могилой. Потому что мировой