Вернуть жену. Я тебя не отпускал. Саяна Горская
ко мне моя пуля!
– Привет, солнышко! Как сегодня прошёл твой день?
– Отень ховошо.
– Ну и славно! – Целую Киру в лобик, заправляю за ушки выбившиеся из косичек тёмные пряди. – Давай домой собираться.
Кирюха обхватывает меня ручками за шею, вжимается носиком в мою холодную щёку. Она так вкусно пахнет этой детсадовской едой, порошком, а ещё чем-то только своим, каким-то особенным запахом ребёнка.
Она самое чудесное, что у меня есть, и хотя бы за неё я Шахманову благодарна.
Если бы у меня была возможность назад отмотать и с Дамиром не встречаться, я бы ей не воспользовалась, потому что жизни не представляю без Киры теперь.
Застёгиваю на Кире кофту. Пальцы дрожат, пуговицы не проталкиваются в петельки с первого раза.
Марина Васильевна продолжает стоять над душой, будто ждёт объяснений, но я не обращаю внимания на этот пристальный, прожигающий меня насквозь взгляд.
Я не собираюсь откровенничать с воспитателем своей дочери. Город очень маленький, все друг друга знают, поэтому слухи расходятся со скоростью света. Люди здесь живут в продолжительной стагнации, и любое, даже незначительное событие, особенно касающееся чужого грязного белья, воспринимается с почти безумным восторгом, долго смакуется и обсасывается, обрастает удивительными подробностями.
Я не хочу, чтобы моё имя полоскали на каждом углу. Сегодняшний эпизод и так даст людям повод для сплетен. Пускай они лучше додумывают, чем знают правду, потому что всё равно не смогут придумать хуже, чем есть на самом деле.
– Марина Васильевна, мы следующую неделю дома посидим. Не по болезни.
– Всё равно потом только со справкой от педиатра.
– Я помню, – вздыхаю устало.
С садом пока повременим. Шахманов может предпринять ещё одну попытку. Конечно, если он увидел Кирилла Мазурина своими глазами, то вряд ли решил, что это его ребёнок.
Но Шахманов и сейчас может караулить меня у подъезда, тогда спрятать Кирюху и как-то выкрутиться уже не получится.
В чём я уверена точно – Шахманов сам не отступит, не в его это природе. Поэтому придется мне выйти с ним на диалог и попытаться все словами через рот объяснить. Никуда я с ним не поеду, потому что у меня есть гордость, есть чувства, а еще мне больно до сих пор от его предательства.
Возможно, я смогу донести до Дамира, что меня нельзя, словно куль, закинуть на плечо и унести. Возможно, он даже поймет и отпустит. Но если он узнает про Киру – нет. Ни за что он не уедет без дочери, а при худшем раскладе еще и попытается ее у меня отобрать.
От этой мысли меня бросает в дрожь.
Моя. Моя дочь. Не отдам.
Кире придётся недельку дома посидеть, и это меня расстраивает: она не любит с Олегом одна оставаться, а Олег не любит оставаться с ней.
Но на няню у меня нет денег, а брать ещё один больничный в этом месяце я просто не могу себе позволить – и так полторы недели отсидела дома, что очень ударило по и без того мизерной зарплате учителя.
Мы с Кирой идём домой. Она весело щебечет мне о том, как развлекалась в садике: что в сон-час не