Заметы на полях «Газеты». Ирина Зимина
сгорая от неуёмной к ним любви. В её дамской сумочке, похожей на саквояж странствующего доктора-шарлатана, всегда можно было найти нечто, выдающее её принадлежность к специальности ветврача: ампулы, шприцы, фото пони, фото самой Лёли с пони, фото собачек и кошечек с Лёлей или целлофановый мешочек с дерьмом степного орла, которое Лёля активно использовала в приготовлении лекарственных снадобий.
Иногда Лёля появлялась в редакции с неизменной улыбкой, россыпью шуточек и холщовой сумкой, в которой покоился труп кошки, собаки или обезьяны. Значит, Лёля шла на вскрытие очередного отошедшего с миром зверька. Завидев Лёленьку, Зиночка и Тёма приходили в восторг, шли провожать её до морга, и сумка весело и глухо шлёпала Лёлю по щиколоткам.
Лёля очень любила свою работу. Лёля могла пожертвовать многим – походом в кино, на вечеринку, в гости, на рок-тусовку, ради того, чтобы только сделать очередной укол очередной собачке. Или, на худой конец, почистить ей уши. Собачки это ценили и Лёлю кусали крайне редко. Лёля же собак не кусала вовсе из принципиальных соображений.
Словом, жизнь текла, как полноводная река, иногда выбрасывая на берег что-нибудь неожиданное.
Именно так могла начаться эта интересная, совершенно запутанная, страшно правдивая история. И, боюсь, именно так она и началась. Году то ли в 2002-м, то ли в 2003-м…
1
Ночью к Карине Витальевне пришла жаба. Огромная, холодная и ядовито-зеленая, она давила грудь Карины Витальевны, расплющивая всю её недолгую жизнь. Скрипя зубами и вздрагивая от этого скрипа, Карина вспоминала услышанный днём в конторе разговор Маши и Зиночки, которые, как обычно, обсуждали жизнь редакционную.
– Этот-то, представляешь, опять! – Маша редко была оригинальной.
– Машенька, не томи, рассказывай!
– Сегодня приходил снова к Лиде тот самый поэт-путешественник. Кажется, Сергей. Со своим ноутбуком. Розы ей подарил, коньяком всех угостил. На ужин её звал!
– А она?
– А она только улыбку ему подарила, и тут её в бухгалтерию позвали. А потом – к шефу. А потом – из «Роспечати» позвонили. Короче, как всегда. Но на ужин он её, вроде, уговорил.
– Ой, слушай, такой мужчина видный! Может, Лидке нашей повезёт, наконец? – Зиночка Лиду любила.
– Ага. А розы-то, розы-то какие! Большие, как Анькина голова! Дорогие, поди, как ананасы!
– Ананасы…, – задумчиво повторила Зиночка, – ананасы… Ты анонс на радио отправила, Маша?!
– Господи, забыла совсем! Щас отправлю.
Вот и весь разговор. Ничего особенного, вроде. Только розы эти, «большие, как Анькина голова и дорогие, как ананасы», розы, поднесённые ненавистной суперстройной блондинке, пользующейся бешеным интересом у мужчин, – Лиде неким «видным» интересным мужчиной, жгли Карину Витальевну, как раскалённое железо. Розы жгли, жаба давила, и замученная Карина пыталась выработать план, мгновенно лишающий Лиду впредь мужчин, цветов