На службе зла. Роберт Гэлбрейт
стойкой рекламировались светлые сорта эля минувшей эпохи. Свисавшие с потолка шарообразные лампы освещали толпу молодежи студенческого вида, в которой большинство было одето по непостижимой для Страйка моде.
При всей своей слабости к группам, собиравшим стадионы, мать, как ему помнилось с детских лет, часто водила его и на выступления своих приятелей; после парочки концертов музыканты умудрялись расплеваться, разойтись, а месяца через три собраться в новом составе в другом пабе. «Старая синяя колодка» показалась Страйку неподходящим местом для встречи с Уордлом; раньше они выпивали только в «Фезерс», неподалеку от Скотленд-Ярда. Сейчас полицейский в одиночестве пил у барной стойки; при появлении Страйка он сам и прояснил вопрос:
– Жена балдеет от Islington Boys’ Club. Она сюда заглянет после работы.
Страйку не доводилось встречать жену Уордла, и хотя раньше он об этом не задумывался, она представлялась ему кем-то средним между заядлой тусовщицей (не зря же Уордл все время задерживал взгляд на вызывающе одетых девицах с искусственным загаром) и единственной знакомой ему женой столичного копа, а именно Хелли, для которой смысл жизни составляли дети, домашнее хозяйство и мещанские сплетни. А поскольку жена Уордла «балдела» от неизвестной Страйку инди-группы, он решил, что эта женщина, вопреки ожиданиям, может оказаться интересной личностью, пусть даже он заранее презирал эту инди-группу.
– Ну что там у тебя? – спросил Страйк, успев взять пинту пива, пока не набежал народ.
С обоюдного молчаливого согласия они с Уордлом переместились от барной стойки к последнему свободному столику для двоих.
– Криминалисты работают, – сказал Уордл, когда они сели. – По их мнению, нога принадлежала девушке от шестнадцати до двадцати пяти лет и была ампутирована после смерти, причем, судя по характеру свернувшейся крови, почти сразу после наступления смерти, а потом хранилась в холодильнике, пока ее не отправили твоей подруге Робин.
От шестнадцати до двадцати пяти: сейчас Бриттани Брокбэнк, по прикидкам Страйка, был бы двадцать один год.
– Нельзя ли определить возраст поточнее?
Уордл покачал головой:
– Нет, точный возраст не установлен. А что?
– Я же говорил: у Брокбэнка была приемная дочь.
– Брокбэнк, – задумчиво повторил Уордл, явно не припоминая имени.
– Один из тех, кто с самого начала был у меня под подозрением, – напомнил Страйк, безуспешно пытаясь скрыть досаду. – Служил когда-то в «Пустынных Крысах». Здоровенный, черноволосый, с деформированным ухом…
– Успокойся, я понял, – сказал Уордл, тоже приходя в раздражение. – У меня никудышная память на имена, дружище. Брокбэнк… татуировка на предплечье…
– Это Лэйнг, – поправил Страйк. – Шотландец, которого я упек на десять лет. А Брокбэнк – тот, кто твердил, что я проломил ему башку.
– А, ну да.
– У его приемной дочери, Бриттани, на ноге был