Постоянство хищника. Максим Шаттам
луна освещала мангровые заросли, и их переплетенные тени дрожали под теплым ветром раннего вечера.
Людивина перекатывала во рту кусочек кэроба, то и дело сглатывая слюну.
Заслуженный отпуск вдали от буйного мегаполиса был необходимой передышкой перед большими переменами в жизни лейтенанта Ванкер. Но даже на отдыхе следователь остается следователем, и ее навязчивые мысли медленно варились внутри, словно подогревая очищающее откровение.
Молодая женщина смотрела на мангровое дерево, растущее перед террасой на сваях. Ее завораживала сеть корней, которая держала ствол над черной водой, словно множество паучьих лапок в ночи.
Растительный монстр, подумала она. Бесстрастно караулит свою жертву, готовый запустить в нее когти, только та шевельнется.
О монстрах Людивина знала очень много. Обо всех видах. От самых отвратительных до тех, чья улыбка усыпляет подозрения, самых опасных. Она препарировала их, изучала их шрамы, многочисленных свидетелей страшных ран, в большинстве своем полученных в детстве. Чудовищами не рождаются, ими становятся. Жестокость – вирус человечества, очень заразный, особенно для формирующейся психики. Жестокость разрушает, чтобы укорениться, и наносит непоправимый ущерб. Уничтожает и подменяет собой, словно компьютерная программа – бездушно, без колебаний, неумолимо. Понятно, что бесчеловечное обращение искажает сущность жертвы, соскабливает хрупкую оболочку с податливой материи, подлечивает, вычищает ее и заменяет пустоту тем, чем является: бесчеловечностью. Монстры рождаются в детстве.
Однако на этот счет у Людивины имелись сомнения. Как быть с отпетыми извращенцами, которых не мучили в детстве? Разве не бывает демонов, которые с ранних лет ведут себя странно, а то и с явными отклонениями? Да, с несколькими она даже имела дело. Может показаться, что Зло родилось вместе с ними, сплавилось с кожей, с каждой мышцей, каждой костью, каждым участком растущей коры головного мозга… Редкий случай, но так бывает, что приводит еще к одной гипотезе. Ведь жестокость должна откуда-то появиться, чтобы начать передаваться.
Людивина не могла оторвать взгляд от корней мангрового дерева и спрятанных под ними черных пещер. Может, в мире кроются первозданные пороки? Остатки первобытных аномалий или некое изначальное зло, чьи миазмы продолжают отравлять людей с большим или меньшим успехом?
Она встала и выплюнула кэроб в зеркало тьмы. Из воды взметнулось какое-то существо, проглотило его и исчезло, мягко плеснув волной.
Вот что мы такое.
Она смотрела на зелень вокруг своего роскошного бунгало из досок и соломы, которое светилось в темноте. Природа стрекотала, пульсировала, клохтала, не думая о человеке: пусть живет как хочет, важен лишь тот день, когда он превратится в потенциальный корм, когда его настигнет смерть.
Людивину одолевали сомнения. Готова ли она к очередному переводу? Сумеет ли оставить позади годы, проведенные в парижском отделе расследований, где занималась чрезвычайными случаями? Будет трудно отвыкать от людей, служивших