Империя зла. Александр Гущин
Бойцев не был истинным работником плаща и кинжала, он не верил, и не уверялся, что Гущин «такой-сякой, эдакий», но руководство КГБ требовало вербовок и показывало рядовым работникам советских спецслужб низменные грехи собственного народа. Если грехов не было, их придумывали.
Вера в КГБ и вера в росийский народ в сознании Бойцева вступили в противоречия. Геннадию было не всё равно. Правители СССР вели Бойцева в непонятном направлении. В отпуске он сурово запил, допился до белой горячки, и выпрыгнул из окна девятого этажа многоэтажного дома. Работники главного психологического отдела советских спецслужб сделали так, что жена Бойцева звонила Гущину с просьбой о денежной помощи на похороны мужа. Истинно учёные из незаметных советских спецслужб проверяли реакцию подопытного, так как на подсознание Гущина была накатана информация, что это он виноват в смерти Геннадия. Гущин не помог материально жене самоубийцы. Он рассказывал про этот случай деду Лапе, напевая:
– В нашем колхозе беда за бедой! Родились два бЫка и оба с м… ндой!
Продолжение провокаций
Несмотря на смерть Бойцева советские представители спецслужб упорно следовали политике своего недальновидного руководства.
Политика советского руководства плодит множество секретных агентов. Секретные агенты это умные советские трудящиеся, они обязаны вербовать окружающих их глупых трудящихся. Кто не вербуется, тот «не наш» человек. Может даже враг. Извращенец или вор.
В коридоре экипажа теплохода «Михаил Лермонтов» матрос Павел Шаранов и старший матрос Николай Шалагаев рассказывали, как на одном советском судне матрос «трахнул» свинью.
– Судно пришло в порт, экипажу грузчики кричат: «Свиноё… ы приплыли!», – рассказывал Шаранов, лукаво поглядывая на Гущина.
Гущин отвечал, что у него был кабан по кличке «ПашА».
– Кабан-ПашА в дерьме ковыряется, звёзд не видит, – говорил Гущин.
– Ответ невпопад, – отмечал про себя талантливый советский разведчик Павел Шаранов, – зацепил я его бессовестное подсознание!
Маньяки Главного разведывательного управления
Николай Шалагаев был ещё более талантлив, чем Шаранов. Он видел, что Гущин сенсорный, сверхчувствительный индивид, который в детстве «залупкой» чиркнул скорлупку. На это чирканье болезненно реагирует. Заводя разговор о «залупке» Шалагаев слышал от Гущина, что «чирканье» зажигает огонь информации.
– Какой такой информации? – вопрошал тайный разведчик ГРУ.
– Информации о методике работы определённой организации, – бестолково объяснял подопытный кролик советских спецслужб.
Шалагаев испуганно переводил разговор на другую тему. Руководству ГРУ Николай не докладывал, что Гущин догадывается, что с ним работают советские разведчики, одержимые маниакальной идеей сломить психику подопытного народа.
– Маньяки! – называет работников с�