Визионер. Женя Гравис
выглянула из коляски.
– Холодно! – сердитый Арсений подышал на свою ладошку и недобро посмотрел на Снегурку. – Ты ледяная. Не буду с тобой дружить!
– Дорогой, но это же сказочная девочка изо льда и снега. Конечно, она холодная. Садись в коляску, тут тепло! – И успокаивающий тембр женского голоса вдруг вплелась железная нотка: – Пахом, поторапливайся уже!
Кучер ускорился, дошагал до ёлки и без слов сгрёб юного Арсения в охапку. Тот молча снёс такое обхождение – видимо, неожиданное приключение ему уже наскучило. Так же в тишине Пахом донёс ребёнка до коляски, сгрузил внутрь и сел на своё место. Лошадка, проснувшись от звучного «пшла!», взяла сразу бодрой рысью. Экипаж отъехал.
Фрол Петрович снова остался один.
Сверху продолжали лететь хлопья. На снегу осталась лежать расшитая золотом Снегурочкина варежка. Непорядок.
Есаулов подошёл, поднял варежку, отряхнул от снега и попытался приладить обратно, дотронувшись нечаянно до кукольных пальцев. И вправду ледяные.
Городовой наклонился, чтобы рассмотреть руку получше. И обмер. А потом с ужасом и обречённостью понял, что смена его через час никак не закончится.
Восковые манекены он уже видел. Искусно их мастерят. И лица как живые выглядят, и волосы как настоящие. Только не бывает у кукол таких синих ногтей. И мозолей на пальцах.
Часы на здании «России» пробили семь. Снег продолжал падать.
Глава 1,
в которой говорится о пользе бульварной прессы
Завтрак в семье Загорских начинался в половину девятого.
И, как всегда, Соня на него опаздывала.
Внизу уже вовсю гремели тарелками, двигали стулья, а она, стоя перед зеркалом, лихорадочно застёгивала многочисленные пуговички на домашнем платье. Пуговицы, как назло, выскальзывали из пальцев. Платье – одно из любимых, синее, клетчатое, но, откровенно говоря, Соня к своим семнадцати годам из него выросла. Пора в этом признаться самой себе. «Сегодня же Глаше отдам», – решила она, застегнув наконец последнюю, самую упрямую пуговку.
– Софья! Бегом завтракать! – раздалось снизу.
– Бегу, мама́!
Соня бросила на себя последний взгляд в зеркало. Лучше уж опоздать ещё на несколько секунд, чем прийти неряхой, как считает матушка. Она, разумеется, вслух ничего не скажет, но лицом непременно продемонстрирует. И, считай, настроение к завтраку уже испорчено.
Так. Рыжую косу заплела неплохо, хоть и кривовато. Прядь на лбу, как обычно, выбилась. Соня заправила её за ухо, но локон тут же вылез обратно. Лицо выглядело свежим, щёки после холодной воды были румяные. Девушка потрогала широкие скулы – «эхо монголо-татарского ига», как иронично называл их папа. Глаза, видимо, тоже были из тех монгольских степей – хоть и голубые, но слегка раскосые. А вот нос достался наш, славянский – курносый и слегка конопатый. Соня состроила гримасу отражению. Всё, можно бежать.
И, дробно топоча