Солнце, которого не было. Кристина Той
не значит ровным счётом ничего. Таких быстро убирают, если будет делать что-то по-своему. Надеюсь, что она это понимает.
Дюк едва не поперхнулся от услышанного. Аппетит пропал уже от запаха чудо-пищи, а аромат от неё исходил, как от завалявшейся в пыли слизи. Теперь же пропало и желание давиться ею – сразу после осознания, что их борьба за право жить ещё далека от завершения.
– Я удивлён, как она не предложила газ в сектора пустить, – прокашлялся Дюк.
– Я уверен, что она предлагала, – грустно усмехнулся Арес и, глядя, как ребята давятся синтетическим пюре, спросил:
– Так почему ты не любишь вкусно есть?
Вопрос, конечно, подразумевал совсем не еду. А то, что они не остались в пятом. И Дюк это сразу уловил.
– Не понимаю, о чём ты…
В маленькой пустой кухне, отделённой от гостиной только переходом, повисла пауза. Неловкая, тихая. Дюк уже успел пожалеть, что не подумал включить телевизор и глянуть последние новости, чтобы было что обсудить. Хотя новостей он боялся больше, чем хорошо отснятых фильмов ужасов.
Только Аня была рада этой паузе, когда ребята не говорили о политике. Она смотрела в опустошённые глаза солдата. Тёмный печальный прибой Аня видела в них. Таким бывает море, отражая в себе вечерние тучи, что никак не могут разразиться громом. Она смотрела на него и не могла сформулировать свой вопрос. От Селены она узнала, что младшая сестра той мертва. Мертва из-за связи с солдатом «вашего грёбаного купола». По его необычному появлению и сомнений не было, что это был именно Арес. Как же Ане хотелось узнать о них… о сестре Селены… кем она была?
– Арес, а как так вышло, что ты встречался с сестрой Селены? Как вы с ней познакомились?
Аня сама широко распахнула глаза от осознания того, что решилась спросить это вслух.
– Нехотя, – ответил парень, и, хоть уголки его губ стремились подняться чуть выше, боль ясно читалась на лице солдата.
– Аня, – строго произнёс Дюк, приподняв бровь в удивлении от такого вопроса. Аня заметно покраснела в ответ на его резкую реакцию.
– Всё нормально, Дюк.
Самое сложное в его отношениях с ней было молчать. Молчать о том, что она его окрыляла, о том, что он скучает каждую минуту врозь по такой смешной, неземной девушке, что ступала по тропам красного леса, словно по Божественной земле, а не по разрушенному войной дому. Он видел братские могилы мирных людей, погибших насильственной смертью, тела мёртвых мутантов, которых разорвали окрепшие звери, он видел лес, в который нельзя вернуться. И его миром были – четыре чёрные стены. Пока он не встретил её. Пока она не стала для него всем миром. И вот его мир рухнул, а он всё ещё не может никому об этом рассказать. Никто не поймёт. Но ему хотелось, чтобы его историю кто-то узнал.
– Я рад, что ты спросила.
– Представь, что твоя жизнь – цикл четырёх дней. Два дня интенсивных тренировок, специальное питание. Два дня на опасной охоте без еды и сна. Ты знаешь ближайшие километры лучше, чем своих коллег, умеешь выслеживать даже самых тихих