Прохождение тундры. История и гендер на Дальнем Востоке России. Петра Ретман
что Сашиному брату, наверное, было худо, так как он понимал, что его не уважают. Должно быть, он чувствовал, что на него смотрят свысока, говорили они. Но что он мог поделать? «Разве жизнь – не одна сплошная обида?» – спросил кто-то.
Помимо прочего, утверждали корякские старейшины, жизнь в поселениях создает ужасные условия, из-за которых и женщины и мужчины зачастую умирают, не дожив и до сорока пяти лет. Одна из самых больших проблем, с которой сталкиваются сегодня общины коряков, состоит в том, как избежать гибели молодых людей в результате несчастных случаев, в которые они попадают пьяными или с похмелья.
В целом нельзя сказать, что чувство растерянности и бессилия, испытываемое корякскими женщинами и мужчинами, выражалось исключительно или главным образом в пьянстве. Однако игнорировать эту тему нельзя, и здесь я хочу ее прояснить. Хотя чрезмерное потребление алкоголя составляет проблему в корякских поселениях, это не меньшая проблема и для российского общества в целом [White 1996]. Некоторые антропологи отмечают, что между пьянством коренных жителей и русских нет никакой разницы. На самом же деле проблема в другом: коряки как представители коренной (а значит, маргинализированной в региональном масштабе) группы служат предметом предвзятого подхода, в рамках которого представители национального большинства с легкостью воспринимают пьянство как серьезный признак утраты традиций и неспособности коренных народов адаптироваться к общественным переменам. Для понимания условий жизни коряков на северо-восточном побережье Камчатки такой взгляд непродуктивен. Как пример приведу следующую историю.
В первые же дни моего пребывания на полуострове один мужчина посоветовал мне не забираться слишком далеко, передвигаясь вдоль северо-восточного побережья. Собственно, это было не единственное предупреждение подобного рода. На что было в этом регионе смотреть иностранке? Мой собеседник был уверен, что я, как и он сам, буду шокирована отсутствием моральных устоев, интеллекта и санитарии. Он посоветовал мне прихватить с собой несколько бутылок самогона на случай, если мне вдруг понадобится помощь. Иначе мне никто не поможет. Он-то уже знал, что алкоголь – могущественное средство добиться на этом побережье чего угодно.
Человек, порекомендовавший алкоголь как стратегическое и исследовательское орудие, призванное обеспечить мне, одинокой женщине, путешествующей по северной Камчатке, радушный прием и безопасность, несколько лет прослужил штатным охотником в местном госпромхозе. Далее я буду называть его «Охотник». Он исколесил полуостров вдоль и поперек, от берега до берега; он знал, за что можно купить местных жителей: за водку и самогон. Когда я с ним познакомилась, он торговал мехами и шкурками. Охотник расплачивался за шубы, сапоги и шапки из оленьих и тюленьих шкур выпивкой, а не деньгами. Цены он платил низкие: две-три бутылки за шубу, одна за пару сапог или шапку.
При