Королевской поступью. Ноэль Ламар
жизнь вряд ли побалует меня той размеренностью быта, такими же приветливыми и искренними людьми.
Хотя, может быть, просто страх нашёптывает мне на ухо все те ужасы, что мерещились в последние дни. Графиня Туманская возвращается в Петербург! Невеста цесаревича будет довольна своей фрейлиной. А я добьюсь признания в свете.
Глава 9
День обещал быть чудесным, – я с удовольствием вдохнула морозный воздух, выглянув из окна кареты, задёрнутого плотными шторами. Мимо нас пробегал реденький лесок, с голыми ветками, на которых, как бусины на нитке, сидели нахохлившиеся снегири.
– Всё ещё переживаешь? – Ладонь князя легла на моё плечо.
– Уже нет, – улыбнулась в ответ, – нельзя просидеть, закрывшись, как улитка в раковине, всю жизнь.
Григорий довольно кивнул:
– Наконец-то я вижу прежнюю Александру.
Вот как? Значит, графиня тоже была не из робкого десятка. Тем лучше. Может и не будет бросаться разница в глаза людям.
– Скоро уже будем в Петербурге, – оторвался князь от своего дневника с рабочими заметками, – я люблю столицу, и всё же природа там не так прекрасна, как здесь. На улицах снег смешан с грязью копытами лошадей, от Невы веет холодной сыростью, сквозит из переулков морозным воздухом. Но на закате город Петра прекрасен. Когда речная гладь одевается яркими красками уходящего солнца, будто течёт раскалённая сталь где-то вдали и сонные звёзды глядятся на себя в её воды, точно в зеркало.
– Милый, тебе надо быть поэтом. Ты так тонко подмечаешь все оттенки нашего города (да, врала самозабвенно, не признаваться же, что ранее я Питер лишь на картинках видела).
– Забываю, что ты уже много лет живёшь в столице, – усмехнулся Григорий, – для меня наш хмурый город всегда окутан своим, только ему присущим очарованием. Даже если убрать все архитектурные изыски, Петербург останется с только ему присущим норовом и уникальной палитрой. Он по-настоящему живой.
Но полюбоваться видами города нам не удалось, разыгралась слякотная мартовская метель, небо заволокло низкими свинцовыми тучами, стало темно, будто поздним вечером. Занавеси на окнах пришлось плотно запахнуть, чтобы в них не летел снег, подгоняемый рассвирепевшим ветром.
Утомлённая тряской, задремала на плече у князя и проснулась, когда он ласково погладил меня по щеке.
– Просыпайся, ангел мой, приехали.
– Уже? – Хлопала я сонными глазами. Отодвинула шторку, кареты стояли в большом дворе. Передо мной возвышалась похожая на подкову облицованная мрамором лестница, двумя рукавами спускавшаяся с веранды бельэтажа (прим. автора – второй снизу этаж особняка, на котором расположены парадные залы и комнаты). Сыпал мокрый снег, закрывая и без того скудный обзор.
– Пойдём, – князь ловко выбрался наружу, обернувшись, протянул мне руку, – вот ты и дома.
Обуреваемая любопытством, спустилась на землю. Сновали слуги, занося вещи, рядом с другой каретой стояли