Торжествующая тьма. Рассказы на любой вкус. Евгений Николаевич Михайлов
на принятые меры, перед Новым 1945 годом в одном из классов обвалился потолок. Погиб учащийся. Бывший тесть нажал на все педали, и инвалида войны, орденоносца сделали козлом отпущения.
Ещё в ходе следствия Ира тайком от Ильяса писала Сталину. Ответа не последовало. В то время Ира носила под сердцем ребёнка, ожидая его появления на свет в июне. Суд был назначен на начало марта. Незадолго до этого Ильяс сказал Ирине: – Я уже имя придумал нашему сыну – Маусым! Заметив вопрошающий взгляд жены, пояснил: – Это же июнь по-казахски. – Откуда ты знаешь, что будет сын? – удивилась Ира.
– Знаю! – Ильяс улыбался через силу. Все думы его были о предстоящем процессе.
Приговор был неожиданно суровым – десять лет лишения свободы. Когда Ильяса уводили прямо из зала суда, он крикнул: – Ирочка, жди! Я добьюсь справедливости. Я вернусь. Береги себя и ребёнка.
Через два месяца после этого кончилась война, но несчастья для Иры не кончились. Осталась она с маленьким Маусымом на руках одна, практически без средств к существованию и крыши над головой. Её преспокойно выселили из барака, ссылаясь на его аварийность. Некоторое время она обреталась у матери Ильяса в ауле, но старая женщина почему-то считала Иру виновницей всех бед её сына. Однажды она сказала: – Оставь ребёнка мне, а сама уезжай. Война кончилась – все дороги открыты.
Но Ира решила по-другому. Уехала вместе с сыном, сама не зная, что жизнь её стремительно движется к концу.
В поезде молодая женщина неожиданно столкнулась с вагонным воришкой, позарившимся на её чемоданчик, бросилась за ним в тамбур, пытаясь задержать. Тот запаниковал и ударил бедняжку ножом. Маусым в это время мирно спал на вагонной полке.
Иру перенесли в купе проводников, где она слабеющей рукой нацарапала на клочке бумаги: «Карпыхов Маусым. Три месяца». До ближайшей станции, где её ожидала врачебная помощь, она не дожила.
Так малыш оказался сначала в железнодорожной милиции, а потом в Барнаульском детдоме. Завхоз детдома седоголовый фронтовик Иван Степанович повертел в руках записку:
– Так… Фамилия, значит, известная. Был у нас во взводе миномётчик Семён Карпиков, царство ему небесное. А вот имя неправильно записано Что за Маусым? Максим – это другое дело! А отчество моё запишите – Иванович.
С этого момента и стал Маусым Карпыхов – Максимом Ивановичем Карпиковым. И вот оттрубив восемь лет от звонка до звонка, Максим Карпиков, он же «Бешеный», вышел за ворота колонии. При себе он имел рекомендательное письмо смотрящего зоны «Бизона», но в ход его пускать не собирался. Возвращаться домой, то есть в Барнаул тоже не хотелось.
В свои двадцать шесть лет Максим хотел начать жизнь с чистого листа. Поэтому он решил остаться в Семипалатинске, пытался вновь поступить в институт, да не прошёл по конкурсу. Больше он этих попыток не повторял, а принял для себя правильное решение – стать строителем. Начинал с подсобного рабочего, но постепенно