Золотой век предательства. Огни Хякки Яко. Дарья Кочерова
в чужие тайны будто бы приобщало к чему-то несоизмеримо большему, помогало почувствовать всю полноту жизни.
Неужели здесь была замешана запретная любовь? Это объясняло бы, почему Уми так резво побежала подслушивать разговор отца с кем-то из его подчинённых. Тэцудзи понятия не имел о том, какие порядки заведены у якудза. Быть может, парня могли изгнать из клана просто за то, что он положил глаз на дочку своего главы.
Хотя, если его собирались казнить, дела могли обстоять гораздо серьёзней.
– Нет, – отрезал Итиро Хаяси. – Видит Дракон, я и так сделал больше, чем ты заслуживаешь. Знал бы ты, с каким трудом мне удалось убедить руководство клана заменить изначальный приговор исключением из рядов Аосаки-кай и изгнанием без права возвращения в провинцию Тосан… Но к демонам это всё. Завтра до начала празднования Обона ты должен покинуть Ганрю.
Тяжёлый вздох, шелест бумаг на столике.
– А теперь уходи.
– Оябун…
– Я больше не твой глава. А ты мне больше не сын.
Гулко застучали шаги по татами, зашуршали раздвижные двери, и в комнате воцарилась тишина. Чиркнула о коробок спичка, и из распахнутых сёдзи потянуло табаком. Тэцудзи подкрался к щели и заглянул внутрь. Отец Уми сидел к веранде вполоборота. Курил – да так жадно, словно от этой сигареты зависела вся его жизнь.
Запах крови стал ощущаться отчётливее. Тревожный и тяжёлый, он исходил от Итиро Хаяси. Лишь когда отец Уми поднёс левую руку к лицу, Тэцудзи понял, в чём было дело. Всю кисть руки обхватывала плотная повязка, пропитавшаяся кровью на том месте, где когда-то был мизинец.
Тэцудзи передёрнуло. Вида крови и увечий он не переносил.
Вскоре Итиро Хаяси затушил сигарету, здоровой рукой собрал в охапку какие-то бумаги и ушёл, грузно топая, словно каждый шаг давался ему с трудом. Возможно, так оно и было.
Никем не замеченный, Тэцудзи прошмыгнул внутрь. Комната оказалась совсем небольшой. Вдоль одной из стен возвышался открытый стеллаж, заваленный пыльными бумагами. Рядом с ним стоял пузатый комод из тёмного дерева. Истёртые до блеска медные ручки сверкали из глубины комнаты, словно глаза какого-то затаившегося в полумраке духа. Принцу стало не по себе от таких ассоциаций, и он поспешил перевести взгляд на низенький столик.
В отличие от стеллажа, на нём царил почти идеальный порядок. Тушечница и кисти для письма рядком лежали в углу, как и чистые листы бумаги, придавленные массивным держателем в форме оскалившегося дракона.
На другой стороне стола обнаружились открытые письма. Быстро пробежав глазами по тому, что лежало на самом верху небольшой стопки, Тэцудзи поспешил вернуть его на место. Он не должен здесь находиться. Хоть принц и был в теле обезьяны, от гнева главы клана якудза это вряд ли убережёт.
Пока хозяин кабинета не вернулся, принц бочком двинулся в сторону приоткрытых сёдзи. Но вдруг его внимание привлекло нечто белевшее под столешницей.
Прислушавшись, не идёт ли кто, Тэцудзи метнулся к столу и с лёгкостью