Стреляй! «Бог войны» (сборник). Юрий Корчевский
запеченные фазаны, фаршированные утки, заливная уха из щуки, печеный бараний бок, гусиная печенка, нежные цыплята, да много еще чего, что я просто не успел рассмотреть, пока меня вели к голове стола. Там, в высоком кресле, восседал боярин, лицо его раскраснелось, руки были в блестевшем жиру – в левой он держал куриную ногу, в правой кубок с вином.
– Ну-ка, покажись, герой. Мне про тебя воевода много что порассказывал.
Я был смущен вниманием стольких людей. Гомон в зале затих, все с любопытством смотрели на меня.
– Молодец! Выпей с нами чашу! – И протянул ко мне кубок.
– Здрав будь, боярин, – ляпнул я и осушил протянутый кубок.
Какие тосты здесь к лицу, я просто не знал. Воины и знатные люди так же дружно осушили кубки, принялись заедать.
– Кто таков, почему я тебя не знаю?
В зале опять установилась тишина.
– Кожин Юрий, Григорьев сын, лекарь, – по-военному доложил я.
– Имя-то у тебя византийское, откуда будешь?
Пришлось изворачиваться:
– Отца и мать свою не помню, путешествовал из дальних краев, да вот осел пока у тебя, дозволяешь ли?
– Дозволяю, – благосклонно кивнул боярин. – Такие люди нам нужны. А пушкарскому делу где обучен, зело ловко, – сказывал воевода, – ты татар из тюфяка посек, кабы не ты – большой урон городу был бы.
– Так в заморских краях и обучился.
– Становись под мое крыло, вступай в дружину! Говорят, ты и лекарь изрядный.
Ратники дружно закивали, велик ли город, все новости расходятся быстро. Я задумался.
– Прости, боярин, невместно мне в дружине, там убивать надо, я лечить хочу, от смерти спасать.
Боярин засмеялся, через мгновение захохотали все. Лица многих, красные от выпитого, стали просто пунцовыми, кто-то подавился и стал кашлять.
Боярин отсмеялся и молвил:
– Убивать не можешь? Да ты один из пушки людей больше убил, чем все мои люди!
Зал вновь захохотал, тут уж и я заулыбался. А действительно!
– Шутник ты, братец! Ладно, проси чего хочешь.
Я пожал плечами:
– Все у меня вроде есть.
Зал снова захохотал. Утирая выступившие слезы, боярин что-то сказал холопу, тот исчез и быстро появился, вновь неся в руках шубу. В мехах я пока разбирался слабо, если сказать, и не разбирался вовсе. Конечно, заячью шапку отличить от лисьей я мог, ну норку еще, и все.
– Носи, заслужил с честью. Что в дружину вступать не хочешь – так вольному воля, а теперь посиди с нами, выпей за победу.
Надрался в этот вечер я славно.
Утром проснулся на чужой перине, в чужой комнате. Как я здесь оказался? Лежал в одежде, только сняты оказались сапоги, что стояли рядом с кроватью, да рядом, на сундуке, лежала жалованная мне шуба. Голова раскалывалась, во рту было суше, чем в пустыне. Не рассчитал, да и то взять – у Лукича в трактире хлебное вино, почитай, самогон, пил, а здесь вино, от такого ерша быстро свалишься. Застонав, я кое-как обул сапоги и вышел в коридор, передо мной объявился