Стреляй! «Бог войны» (сборник). Юрий Корчевский
в рванье, черпавший воду из колодца ведром и ливший ее в длинное корыто для поения животных. На меня он не обратил никакого внимания, взгляд был потухший. Я поздоровался, попросил воды.
– Ты русский? – услышал я русскую речь. И быстро взахлеб: – Я из Костромы, третий год как тут, уже русскую речь не чаял услышать, одни басурмане вокруг. Ты как здесь?
– Да так же, как и ты: захватили разбойники, продали вот этим. – Я кивнул на дом.
– Тише! Услышит кто из татар – кнутами бить будут.
Он показал на свою спину. Сквозь прорехи драной одежонки виднелись багровые рубцы.
– Так ведь еще царь Иван Грозный подчинил Казанское ханство, не до́лжно в рабы русских брать.
– Ты это мурзе расскажи.
Из-за угла вышел татарин, и мы прекратили разговор. Я набрал ведро воды, разделся до пояса, обмылся, насколько смог. Утереться было нечем, вытерся пропотевшей рубахой. Почувствовал себя несколько посвежевшим. Напился воды – была она слегка солоноватой, но выбирать не приходилось.
– А кормят как?
Русский раб обернулся.
– Выкинут что со своего стола – то и кормежка.
Я пошел к конюшне и рухнул на сено. Надо хотя бы выспаться, неизвестно, что будет завтра.
Утром проснулся от криков муэдзина. Это начинало входить в плохую привычку. Сбегал за дом, умылся и попил воды.
Через час из дома вышел татарин, показал на сумку с инструментами и сел на лошадь, привязывать меня на этот раз не стали, плелся следом. Часа через два добрели до стойбища с юртами и пасущимися неподалеку овцами и лошадьми. Меня завели в юрту – у дальней от входа стены лежал на горе подушек старик. Татарин показал на него рукой и, скрестив ноги, уселся рядом.
У деда оказалась нагноившаяся рана в области бедра. Оказалось – ударила копытом лошадь. Я вскрыл гнойник, выпустив гной, рану зашивать не стал, пусть очистится. Сделав перевязку, встал, показав жестом, что хочу помыть руки. Татарин что-то прокричал. Вошла женщина и поманила меня за собой. Рядом с юртой из медного кувшина я вымыл руки. Так же молча меня завели в соседнюю юрту, усадили на пол, дали в руки кусок вареной баранины и лепешку. Я с жадностью накинулся на еду. После еды попил воды и, прижав руку с сердцу, поблагодарил за угощение. Все общение на стоянке пастухов свелось к жестам, русского татары не знали, как и я татарского. На обратном пути я размышлял о том, что надо бы учить татарский, хоть на разговорном уровне, чтобы обращаться с больными.
На следующий день история повторилась, правда мы пошли на другое стойбище. Сопровождал меня прежний татарин. По пути туда и обратно я показывал на предметы – татарин лопотал по-своему, он старательно пытался повторить.
Каждый день я проходил по много километров в сопровождении татарина, учась потихоньку языку. Иногда татарин был зол и ехал молча. Работал я за еду и, хоть похудел, выглядел все же лучше русского раба на дворе у мурзы. Когда я узнал, сколько ему лет,