Выход. Как превратить проблемы в возможности. Илья Руднев
жил у бабушки, питался тем, что росло на огороде: выдернул из земли морковку или сорвал с кустарника ягоды. Ополоснул – сойдет, чтобы перекусить. В детстве горбушка хлеба, намазанная яблочным вареньем, была поистине королевским угощением. А еще у меня всегда было много удочек, сачков и сетей. Летом я часто приносил домой рыбу и раков. Я отдавал их отцу, он солил и ел всё это с пивом. Сам же я и не особо хотел – больше нравилось добывать.
Но после смерти мамы я был настолько растерян, что даже не понимал, что мне теперь есть, как и из чего готовить. Соседи часто звали на обед. Признаюсь, я ходил в гости и к одноклассникам для того, чтобы просто поесть. Сперва, конечно, отказывался из вежливости, но недолго. Потом же уплетал за обе щеки. Бывало, и приносил отцу из того, что завернули с собой. Он, как и я, был полный профан на кухне. Готовить я всё же научился – самостоятельная студенческая жизнь в общежитии к этому обязывала. Но свою детскую гастрономическую неприхотливость я сохранил до сих пор. Сейчас в коридоре моего офиса стоит автомат с едой для сотрудников. И, знаете, я вполне доволен этой простой пищей.
Мама умерла в марте. В Пестравке я прожил до июля, пока не приехала моя тетя Лидия Николаевна. Сказать, что она была недовольна условиями, в которых мы жили, – не сказать ничего. Она забрала меня к себе, в город Усинск – а это уже республика Коми. Полторы тысячи километров строго на север. А ведь там у нее была своя семья: муж и двое сыновей. Уже тогда я понимал: взять под крыло еще и меня – это был настоящий вызов. К тому же, ее весьма деспотичный, как оказалось, муж был не в восторге от моего появления в их семье. Однако для меня этот переезд стал настоящей перезагрузкой: смена обстановки, новое окружение. Это было то, что нужно.
Я наконец-то воспрял духом. Меня, словно барахлящее радио, переключили на нужную волну. Там, в Усинске, я довольно быстро увлекся боксом. Проблем в школе тоже не было. Новые одноклассники меня приняли хорошо, и уже через полгода я и здесь стал лидером. Единственное, никто из ребят, учителей не догадывался, что у меня нет родителей, потому что я не хотел особых условий или жалости к себе. Даже близкие друзья не знали, что я живу в чужой семье. Отец остался в Пестравке. Очень долго я ничего не знал о нем – он ни разу не позвонил, не написал.
Я очень благодарен моей тетке – тогда она взяла на себя непростую ношу. В Усинске мне тоже жилось непросто. Я уже привык быть сам по себе, в то время как дядя любил давить домочадцев, словно катком, своим авторитетом. Он тоже любил выпить. Своих сыновей заставлял всё делать из-под палки, не чураясь рукоприкладства. Видя всё это, я понимал: одна лишь жесткость никогда не будет эффективной. Если ты требуешь – должен и помогать. В семейных скандалах приходилось держать нейтралитет и учиться искать компромиссы. Однако мое свободолюбие, что тогда, что сейчас, полностью игнорировало безапелляционный приказной тон. Бабушка всегда просила, мама тоже была очень мягкой, а отец и вовсе никогда ничего не требовал. Но теперь о прежней жизни я мог только вспоминать, а