Тихоня. Ирина Шайлина
убила Лёшу? – почти ласково спросил я.
– Нет! Нет! Отпустите меня! То есть, не отпускайте, затащите меня в квартиру, я высоты боюсь!
И глаза зажмурила. Одной рукой таки уцепилась за мою шею, обхватить не сможет, но хватка больнючая. Я подумал – врет ли? Или нет? И затащил её в квартиру, пока и правда, не упала или кто полицию не вызвал. Сбросил мешком на кровать. Девушка свернулась калачиком и заплакала. От её слез я порядком устал. Ушёл на кухню, сел, погрузился в свои мысли. Что же теперь, блядь, делать?
Удар обрушился внезапно. Я не испугался, испугать меня вообще не просто, я… удивился. Повернулся, в дверях кухни стоит девица, в руках веник искусственных цветов, они в вазе стояли на трюмо. Вот ими она меня и ударила. Замахнулась, ещё раз ударила.
– Никогда! – крикнула она, нанося суматошные удары, – Никогда больше так не делайте, слышите???
Я прикрывался рукой. Пластиковый букет ощутимо обжигал голую кожу. Что вот делать с этой храброй лягушкой? Прибить, до конца в окно выбросить? Терпеть мне надоело, я поднялся, букет у неё отобрал и выкинул в сторону. Гляжу на неё – грудь ходуном ходит, в глазах слезы, кулаки сжаты, почти все пластыри с ладоней облетели. Губу прикусывает. Не храбрая она нисколько, прикрикни сейчас на неё – умрёт со страху. Просто… глупая слишком. До безрассудности
– Ты меня совсем не боишься? – как можно более милым тоном поинтересовался я.
– Боюсь, очень боюсь, – шепнула она.
– А чего тогда дерешься? Ты в курсе, что я тебя одной ладонью прихлопнуть могу?
Она кивнула и попятилась назад. Уперлась спиной в запертую дверь. Что делать сейчас будет? Может, заголосит? Нет. Все губу свою кусает, как бы не откусила ненароком. И мой взгляд то и дело возвращается к её губам, все жду, выступит капля крови от таких стараний или нет.
– Потому что так делать нельзя, – снова шепнула она и снова за губу свою принялась.
И в глаза не смотрит. Вообще словно глядит куда-то в туманную даль сквозь меня и трясётся всем телом. Непонятная зверушка. И злюсь я на неё. Может, и правда, прихлопнуть и дело с концом? Выходит, и не нужна она мне, только зря представление устраивал.
– Как ты меня про себя называешь?
И правда, интересно стало. Она же такая вся… домашняя, моя лягушонка. Белая, чистенькая, в блузке. Жизни настоящей не видела и точно считает себя лучше меня.
– Громилой, – начала она еле слышно. – Великаном. Ещё иногда мутантом.
Я запрокинул голову и засмеялся. Мутант, надо же! Мне это даже нравится.
– И что мне с тобой теперь делать? Давай в окно выброшу до конца. Понимаешь, мне очень не нравится, когда меня бьют. Особенно такие вот тихони. Прям сразу такая кровожадность во мне просыпается.
Боится. И взгляд заметался. Неожиданно, но мне ещё и обидно. Я по определению плохой. В садике ещё им начал быть. К подростковому возрасту меня даже мама опасалась, это легко читалось в её взгляде. Маму обидеть я бы никогда не смог, но вот ожидания остальных вполне оправдывал. Ненавижу тихонь, отличниц,