Пустотa. Александр Чивилев
вести себя как обычно, получалось это у нас, видимо, не очень хорошо. Андерсон же был откровенно плох. Я видел, что он старается держаться, отыгрывать свою роль руководителя, но это давалось ему ценой больших усилий. Я чувствовал, что надо было ему как-то помочь, поддержать, без этого человека, без его энергии и руководства наши шансы на успешное выполнение миссии значительно сокращались. Однако я понятия, не имел как это сделать. Мы с ним не были близкими друзьями, как, например, с Риком, Егором или Жаклин. С этими людьми я всегда мог поговорить по душам, но только не с Андерсоном. А после того злополучного сеанса связи он лишь сильнее дистанцировался от нас, сведя все контакты с экипажем до рабочего минимума. Его редко можно было встретить в отсеках корабля в свободные часы, большую часть времени он проводил за работой в обсерватории либо в своей каюте. Даже в моменты совещаний, когда вся команда собиралась в кают-компании, чтобы решить те или иные насущные вопросы, он больше молчал, почти не принимая участия в дискуссиях, и говорил лишь тогда, когда это от него напрямую требовалось.
Я стянул наушники, пробежавшись руками по переключателям, перевёл систему управления кораблем в дежурное состояние.
– Реакторы переведены в холостой режим, – доложила за моей спиной Жаклин, – Ого, это было странно!
– Что-то не так? – поинтересовалась Даша.
– Только что скакнуло давление в первом контуре левого реактора. Внезапно поднялось на одну единицу и затем снова вернулось в норму, так быстро, что автоматика даже никак не среагировала.
– Нам стоит этого опасаться? – спросил со своего места Харрис.
Жаклин покачала головой.
– Пока не знаю. Вроде бы сейчас все параметры в полном порядке, я не вижу никаких отклонений ни в работе насосов, ни в чём бы то ни было ещё. Реактор функционирует совершенно нормально.
– Нужно проверить логи системы управления, – сказала Даша. – Если такие скачки повторяются регулярно, это может быть признаком неисправности.
Проблемы с реакторами были уделом наших инженеров и меня мало касались, так что я скинул с себя ремни и взмыл с кресла.
– Ладно, пойду. Удачи разобраться вам тут со всем, – покидая мостик, сказал я.
Я направился в жилую секцию. Пролетев знакомым путём через осевой коридор к центральному отсеку первой центрифуги, я нырнул в радиальный тоннель, на выходе из которого встретил Барбьери и Нортона.
– Привет, – поздоровался со мной планетолог.
– Ну здравствуй, – смущенно ответил я. Похоже, что они меня тут специально ждали. – А вы чего тут?
– Слушай, Фёдор, надо поговорить, – сказал Нортон. Он явно чувствовал себя неловко, так же как и я.
– О чём?
– Не здесь, – Барбьери оглянулся, словно опасаясь, будто кто-то может нас подслушивать.
Я тоже осмотрелся, коридор, в котором мы стояли, был совершенно пуст.
– Лучше идёмте ко мне, – предложил метеоролог.
Я согласился, и мы втроём проследовали в его каюту. Зайдя внутрь последним, Барбьери