Свойство памяти. Полина Елизарова
случилось…
Не чувствуя, что родители ее балуют, особо гордятся или же просто, без оговорок, любят, Варя с детства привыкла полагаться на себя. Прыгала лучше всех в классики, вызывая не только зависть, но и восторги подруг, бегала «трёшку» наравне с мальчишками, за что в старших классах регулярно получала похвальные грамоты. Хорошо сдала выпускные экзамены и без проблем поступила в институт.
Родители одобряли, но сдержанно.
Отец, как правило, поздно приходивший с работы, воспитанием дочери практически не занимался, мать же всегда считала, что Варя все может делать лучше.
Пока они были живы, Варя была уверена, что больше любит отца. Возможно, это стойкое ощущение зародилось и укрепилось в ней благодаря коротким минутам его искренней нежности.
…Вот он зашел в комнату, где дочь, склонившись над учебником, заучивает нужные даты. Контурные карты, которые Варя не любила, уже готовы и отложены в сторону, домашка по математике сделана, и холодные, выделенные в учебнике черным даты исторических событий расплываются перед глазами.
Отец ласково треплет ее по затылку, и в маленькую Варину комнату посреди старухи-осени врывается ободряющее дыхание апреля.
– Что, ученая сова, хочешь исправить тройку?
– Четверку.
– А разве необходимо ее исправлять? – тихо смеется отец.
– Мама сказала.
– Что сказала?
– Что хорошист хуже троечника.
– Это еще почему? – деланно удивляется отец.
– Ну… – Варя долго и тщательно выдыхает из себя обиду на мать. – Троечник, он бездельник, а хорошист – амбициозный недоучка.
– Вот как, – в такт ей нарочито громко вздыхает отец. – Раз наша мама так считает, лучше получить пятерку.
– А если не получится? Историчка – вредная вобла.
– А ты попробуй! Не получится – возьмешь свою пятерку на другом предмете.
За стеной кухни гремят кастрюли, и отец, будто опомнившись, становится собранным и отстраненным…
Как поняла позже Варя, подкаблучником он не был, но не одно поколение русских (о других она мало что понимала) мужчин находилось под жестким женским прессом. Заначки, загашники, лихое и тайное «на троих» в гараже, ледяной холод во взгляде на коллегу, с которой вчера, приняв на грудь, отчаянно флиртовал, – все это для большинства было не чем иным, как страхом не то что потерять (об этом и помыслить было нельзя!), но просто рассердить жену. При этом большинство мужчин обладали правом принимать важные решения. Для женщин это была словно моральная подстраховка: в случае неудачного стечения обстоятельств все можно было свалить на главу семейства.
В подростковом возрасте, наблюдая за приятелями родителей, соседями по дому или бывая в семьях подруг, Варя подмечала, что каждая вторая жена не любит мужа, а каждый второй муж тайком мечтает изменить жене. Боялись не Бога, но партсобраний, а опорой им служили, как это ни парадоксально, и общие метры, и угрызения совести.
О