Кровавый знак. Золотой Ясенько. Юзеф Игнаций Крашевский
что имел чрезвычайно маленько надежды на спасение пана Спытка.
Ход этой внезапной слабости был подобен всем горячкам этого рода. Кризис не принёс облегчения, а скорее убеждал, что у больного сил для новой жизни уже нет.
В последующие дни он только догорал… все иллюзии нужно было потерять. К счастью, к нему возвращалось сознание, но в такие минуты его мучило столько мыслей, столько обязанностей хотел выполнить, что усилие ускорило истощение.
Выполнив торжественные обязанности христианства, согласно старому обычаю, в присутствии всего двора, потому что минута последнего помазания всегда связывалась у нас с прощанием с семьёй, слугами и всеми земными друзьями, Спытек, точно немного успокоившись, уснул.
Когда он проснулся, была уже поздняя ночь. Открыв глаза, он увидел неподвижную, как статую, жену, которая с начала болезни, почти без еды, не оставляла несчастного ни на минуту. Сидела, глядя на него, без слёз, без видимого волнения, но не покидая своего места. В другом покое молился капеллан, в дальних сидели Евгений с аббатом де Бюри, потому что он выпросил себе разрешение бдить. Ещё дальше старые слуги, смотрители, отслужившие грациолисты, чуть ли не весь двор молился и плакал.
С первой минуты, когда заболел Спытек, замковую часовню открыли, выставили Святое Таинство и постоянно в ней читались молитвы за больного.
Среди тишины и темноты этот освящённый костёльчик, казалось, уже готовился к погребению. Среди людей было предчувствие смерти, тысячи зловещих признаков… нечто, что говорило, что Спытек из этой болезни не встанет.
Проснувшись, он обратил глаза на Бригиту и тихим голосом её позвал.
– Прощай, – сказал он, – пусть Бог вознаградит твои жертвы. Только он и я их видели. Там они будут тебе засчитаны. Последняя моя воля и распоряжение… в бумагах. Если не найдёте, зачем пустая воля человека там, где всем распоряжается Божья? Будет, что должно быть. Напрасно бы я поручал, заклинал и хотел нарушить предназначение, будь что будет, – повторил он. – Пусть сын придёт… Чувствую, что не доживу до утра.
Жена пошла и привела Евгения, который в течение этих дней болезни отца стал очень серьёзным и грустным; на его личике видны были следы слёз и усталости.
Отец поглядел на коленопреклонённого сына и положил ему на голову руку.
– Дитя моё, зачем мне вливать в твою молодою душу яд и боль этих сомнений, которые мою отравили. Пусть Бог отвратит эту чашу горечи от тебя, пусть избавит тебя от несчастья, пусть благословит…
Тут его голос осёкся…
Он повернулся и подал руку жене, которая в молчании её поцеловала.
– Ты перенесла своё бремя терпеливо, – сказал он, – благодарю тебя за это… я чувствовал, что ты поднимала его, но от меня это скрывала. Остаётся тебе великая обязанность… это ребёнок! А в этом ребёнке сосредотачивается прошлое нескольковековой семьи… её заслуги и её грехи… её миссия и покаяние…
Голос повторно начал ослабевать и