Свободный заключённый. Александр Киреев
гордыня. Слабость признать, что есть что-то выше, что ты не Бог, а всего лишь человек.
В тот зимний день я вышел из дома, взяв с собой сделанный на заказ крестик. Мастер отлил его из моей детской серебряной ложки. На улице была трескучая сибирская зима. На чистом голубом небе ярко светило солнце. Холод был такой, что дышать, не прижимая перчатку к лицу, было невозможно. Мороз пробирал насквозь, но меня это только бодрило. Сев в заранее прогретую машину, я поехал в ту самую церковь, нашёл батюшку и попросил покрестить. С тех пор крестик я никогда не снимал. Почему-то это было важно для меня.
Сейчас я снял крест. Точнее, с меня его сняли. Будто что-то хрупкое, едва уловимое оборвалось во мне. Больше нет оберега. Нет студёного кусочка сибирской церкви, сложенной из вековых бревен, стоящей на холодном солнце под чистым голубым небом.
Одетый в jumpsuit, тюремный комбинезон из грубой ткани, я направился в свою первую камеру. Сквозь коридоры и решётки я погружался в брюхо тюрьмы, становясь её частью. Она начинала медленно проглатывать меня, как делала это с каждым. Тщательно пережуёт, обглодает до костей, переварит и выплюнет изувеченным. Или всё обойдется? Я старался не думать.
Глава 4. Арест
Громкий лязг тяжёлой металлической двери, толчок в спину и глухой, грубый звук закрывающегося засова за спиной. Всё, я внутри. Только сейчас я осознал, что свобода осталась где-то далеко позади, за этими стенами.
Я – тот, кто ещё несколько часов назад вальяжно расположился на сиденье Боинга, летевшего в Москву. Хорошо одетый, с деньгами в сумке, полный уверенности в себе и мире вокруг. Гордый, наглый, самоуверенный и вольный делать всё, что хочется, двадцатилетний пацан. Сейчас я стоял посреди тюремной камеры. А за моей спиной вместе с закрывающейся дверью оборвалась тонкая нить, связывающая меня и мою свободу.
Глаза закрыты, в ушах непроходящий звон, чувствую затхлый запах сырости, ржавчины и чего-то ещё, неприятного, заношенного. Это мой комбинезон.
Открываю глаза, звон в ушах исчезает, туман рассеивается, появляется картинка, я вижу всё чётко и ясно. Плохо освещённое помещение не больше 5 квадратных метров. Справа от меня металлическая конструкция причудливой формы. Это соединённое воедино зеркало, переходящее в раковину, которая в свою очередь переходит в унитаз. В полуметре от него двухъярусная металлическая кровать. Из угла, где кровать касается стены, тонкой струйкой льётся лучик дневного света. Я не поверил, что это окно. Окна большие, в них видно улицу, небо, людей. В этом же окне не было видно ни чёрта. В ширину оно было не больше 10 сантиметров. Мутное, исцарапанное, оно еле пропускало что-то, напоминающее о свободе.
Я подошёл к нему вплотную и увидел очертания улицы, на которой закат играл тенями идущих по своим делам свободных людей. Всем своим нутром я захотел к ним. Это желание было сильнее меня и я, словно обезумев, собрал всю силу в руках и упёрся ими в стены, обрамляющие окно.