Метафизика. 2024. Аристотель
Он отличался от них тем, что (1) принимал в качестве своего материального принципа или неограниченности дуализм «Большого и Малого» и (2) рассматривал числа как сущности, отличные как от чувственных вещей, так и от математических объектов. Таким образом, мы видим, что эта теория признает две формы причины, формальную и материальную. Кстати, он также следует примеру Эмпедокла, считая один из этих факторов, Единое, причиной Добра, а другой – причиной Зла.
После названных нами систем появилась философия Платона, в большинстве своем следовавшая за этими мыслителями, но имевшая особенности, отличавшие ее от философии италиков. Ведь, познакомившись в юности с Кратилом и гераклитовскими доктринами (о том, что все разумные вещи всегда находятся в состоянии потока и о них нет никакого знания), он придерживался этих взглядов и в более поздние годы. Сократ же, занятый этическими вопросами и пренебрегавший миром природы в целом, но искавший всеобщее в этих этических вопросах, впервые задумался об определениях; Платон принял его учение, но считал, что проблема относится не к разумным вещам, а к сущностям другого рода – по той причине, что общее определение не может быть определением ни одной разумной вещи, поскольку они постоянно меняются. Вещи этого другого рода он называл Идеями, а разумные вещи, по его словам, все названы по ним и в силу отношения к ним; ведь многие существуют благодаря участию в Идеях, имеющих то же имя, что и они. Только название «участие» было новым; ведь пифагорейцы говорят, что вещи существуют благодаря «подражанию» числам, а Платон говорит, что они существуют благодаря участию, меняя название. Но чем может быть участие или подражание Формам, он оставляет открытым.
Далее, кроме разумных вещей и Форм, по его словам, существуют объекты математики, которые занимают промежуточное положение, отличаясь от разумных вещей тем, что они вечны и неизменны, от Форм – тем, что существует множество одинаковых, в то время как сама Форма в каждом случае уникальна.
Поскольку формы являются причинами всех других вещей, он считал, что их элементы являются элементами всех вещей. Как материя, великое и малое были принципами; как сущностная реальность – Единым; ибо из великого и малого, через участие в Едином, происходят Числа.
Но он был согласен с пифагорейцами в том, что Единое есть субстанция, а не предикат чего-то другого; и в том, что Числа являются причинами реальности других вещей, он был согласен с ними; но позиционирование диады и построение бесконечного из большого и малого, вместо того чтобы рассматривать бесконечное как единое, свойственно ему; как и его мнение, что Числа существуют отдельно от разумных вещей, в то время как они говорят, что сами вещи – это Числа, и не помещают объекты математики между Формами и разумными вещами. Его расхождение с пифагорейцами в том, что он отделяет Единое и Числа от вещей, и введение Форм объясняются его поисками