Причудливые страхи. Дмитрий Валерьевич Мечников
ведь так решила! Эта Вивачевская считает себя вправе всё за всех решать. Странно, как она до сей поры не приказала Баху не появляться на свет триста лет назад. Она же Вивачевская! Фамилия то какая! Круче чем у Аллегровой, так как «Vivace» быстрее, чем «Allegro»!
«Я права во всём. Завтра вы выиграете конкурс».
«Интересно, должен ли я проникнуться благодарностью после сегодняшней тренировки? Как там поётся в песне „…да разве сердце позабудет того, кто хочет нам добра…, кто нас выводит в мастера“. Ладно, посмотрим завтра, как она будет выводить». – и завершив внутренний диалог, Пересмешников погрузился в сон.
У Инессы Леонидовны, наоборот, настроение было приподнятое. Результат предстоящего конкурса представлялся в виде приза. За какое место, чёткого представления не было, но что приз будет, за этим и к гадалке ходить не надо. «Он, конечно, лентяй и ёрник, но как я его утренировала? Благодаря мне из ноктюрна получился настоящий шедевр», – она включила пластинку с ноктюрнами Фильда, прослушала нужный и закончила мысль: «Сегодня настоящий праздник. Под моим руководством он исполнил эту вещь лучше, чем на пластинке! Хотела бы я видеть вытянутые рожи дражайшей Веры Андреевны и бесподобной Ангелины Никодимовны, когда нас будут награждать!».
Приподнятое расположение духа не оставляло Вивачевскую вплоть до начала конкурса. Наконец объявили их выступление. Твёрдой походкой победителя с царственной улыбкой на лице она вышла на сцену. Вместе с ней вышел Пересмешников с серьёзным лицом мыслителя. Первым надо было исполнять концерт Баха. Они заняли позиции за двумя роялями и начали. Пересмешников играл концерт рублёно и жестоко, будто намеревался раздавить вселенское зло. Звуки, извлекаемые уверенными пальцами, несмотря на быстрый темп, напоминали фантастический механизм разрушения. Главная тема появлялась в разных тональностях и везде устраивала разгром, давя всё и вся. Она напоминала жуткий Perpetuum mobile. Даже тихим местам концерта Николай сумел придать жутковатый оттенок и ощущение надвигающейся катастрофы. Впечатление усиливало идеально ровная посадка и неподвижность туловища. Играли только пальцы. «Николя! Да он с ума спятил! Так же звучит война! Я на репетициях такого исполнения не утверждала! Это же провал! Юный наглец играет по-своему!» – с ужасом и невесть откуда появившейся душевной помятостью, подумала Вивачевская. Нет сомнения, что на репетиции она бросила бы играть и показала бы наглецу, где раки зимуют. Но увы, выступая на сцене она не могла позволить себе подобной педагогической роскоши и вынуждена была продолжать аккомпанировать, подчиняясь стилю ученика. Стоит ли говорить, что подобного она не ожидала! Тем не менее, провала не последовало. После завершающего аккорда в зале на несколько секунд воцарилась полная тишина, а затем раздались довольно воодушевлённые аплодисменты. Впрочем, аплодисменты вынуждены были умолкнуть, так как Николай исполнил сонату Бетховена и этюд Черни, причем, весьма недурно.
И пока он играл,