Физрук 9: Назад в СССР. Рафаэль Дамиров
за одного из своих охранников.
– Что-то я тебя не узнаю, – пробормотал тот. – Ты кто, парень?
– Ну как же, товарищ Егоров! Вы ведь клялись за меня век бога молить. Даже подарили семейную реликвию – Медный Ключ.
– Саша! – выдохнул папаша бывшей старшей пионервожатой. – Как ты здесь оказался?
– Что это мы все в темноте, – сказал я. – Пригласите в избушку, чаем угостите. Там и потолкуем с вами, а также – с товарищем директором городской станции технического обслуживания.
– Ну проходи, – выдохнул Егоров.
– Только – после вас.
Жорыч распахнул дверь, откуда сразу потянуло теплом и запахами пищи. Он вошел первый, я – за ним. Переступив порог, я увидел просторную комнату с широким столом посередине и лавками с трех сторон. Под потолком висела люстра. Ее хрустальные подвески отбрасывали разноцветные лучики. На стенах красовались оленьи рога и кабаньи морды. Посреди стола возвышался громадный медный самовар. Над ним поднимался пар. Столешница была заставлена посудой, с остатками обильной трапезы. Кроме Коленкина, присутствовали две дебелые девицы, обернутые полотенцами. Видать, только что из бани. Увидев меня, Корней Митрофанович, едва не выронил чашку.
– Данилов, ты откуда взялся?! – спросил он.
– Ух какой парнишка! – промурлыкала одна из девиц. – Наконец-то, нормальный мужик появился… Пойдем в спаленку, я соскучилась по большому, молодому, красивому…
– В другой раз, красавица! – сказал я.
– Пошли вон, сучки! – прикрикнул на них тренер.
– А ты на нас не ори! – окрысилась вторая. – Мы не виноваты, что у тебя хрен вялый, как на овощехранилище после зимы… Пошли, Манька, одеваться… Светает уже, надо на дойку поспеть…
И обе доярки, а по совместительству – жрицы любви, поднялись с лавки и потопали к вешалке, под которой были грудой свалены разноцветные тряпки. Директор СТО самолично взял чистую чашку, налил в нее заварку и кипятку. Не снимая куртку, я присел на край лавки, положил рядом с собой «домру». Взял у Коленкина чашку. Мне и впрямь хотелось глотнуть чаю. Жрать – тоже, но прикасаться к какой-либо еде на этом столе было противно. Так что я ограничился только чаем.
Девки облачились, заорали: «Виновата ли я, виновата ли я, виновата ли я, что люблю…» и вывалились наружу.
– Может, выпьешь? – спросил Терентий Георгиевич, усаживаясь напротив. – Ты же не за рулем! На нашей вертушке прилетел?
– Теперь – это моя вертушка.
– Понятно, – выдохнул Коленкин. – Гулливеру каюк!
– Как это – каюк?! – удивился Егоров. – Да нас же…
Митрофаныч зыркнул на него и тот осекся.
– Что – вас? – спросил я. – Его ребятки на ремешки пустят?.. И поделом. Что это вам вздумалось натравливать на меня этого циркового уродца? Неужели вы думали, что меня можно запугать карликом?
– Прости, Сергеич, бес попутал, – проговорил директор СТО.
– Да не бес – жадность!