Обратная дорога. Юрий Ерошкин
сегодня думал у тебя остаться, а что получилось? Если быстро с каким-то там срочным делом разделаюсь, может сразу и вернусь. Но повторяю: не жди, как получится.
Однако сам того не предполагая Илья вновь постучал в дверь дома Николая Кузьмича уже через несколько часов, под утро. Выглядел он жутко: насквозь промокший полушубок, лицо, с запёкшейся на нём кровью, было разбито.
– Илюша, да что с тобой стряслось-то? – испугался Николай Кузьмич, впуская Дольникова в дом.
– Беда у меня, дядя Коля, беда…
2
Дед Илюши Дольникова, огромный, седой крючконосый старик внимательно выслушал внука-пятиклассника, объяснявшего, почему он поколотил своего соседа по парте – тот наушничал учителям на своих товарищей, – сосредоточенно помолчал, а затем, убрав могучей пятернёй со лба мальчишки непослушную русую чёлку, пристально посмотрел ему в глаза и убеждённо сказал-похвалил:
– Будя Максим Горький!
Пару лет назад Фёдор Савельевич принёс в дом несколько разрозненных томов из собрания сочинений великого пролетарского писателя, выброшенных кем-то на помойку и, прочитав их от корки до корки, вынес свой приговор, что писатель – мужик правильный справедливый. А за справедливость – это он уже втолковывал внуку, – можно и голову покласть.
– Запомни это, Илюха, и стой всегда за её, как писатель энтот!
Со смертью деда Илюша сделался круглым сиротой. Мать, дочь деда, померла родами, а отец ещё до его рождения растворился где-то на бескрайних просторах страны под названием Советский Союз. Несовершеннолетнего Илюшу определили в детдом, где он впервые на практике познал, каково это, стоять за справедливость.
Труднее всего было отстаивать её на словах, Илюша красно говорить не выучился. Легче – на кулаках, силушкой паренёк обделён не был. Вдобавок к этому он ещё и секцию боксёрскую посещал исправно.
Боксёрские навыки пригодились ему и в армии, когда обнаглевшие донельзя «деды» тотчас же набросились на «салажат», в числе которых оказался и Илья. Тот в обиду себя не дал, да и за тех, кто был рядом, заступился, чего ему, разумеется, не простили. И как-то раз после отбоя прямо в казарме накинулись на него гурьбой, раскидать которую, взятый в окружение, он не смог.
Урон Илья понёс чувствительный, но жаловаться по начальству не пошёл, неприручен был к таким вещам. А, отправившись от побоев, отметелил наиболее рьяных из его обидчиков так крепко, что от него отстали раз и навсегда, хотя и огрызались время от времени, грозя даже пристрелить.
Когда же Илья сам сделался «дедом», никакой дедовщины в своём отделении – а он стал командиром, – не допускал. Его уважали и боялись, перечить ему было себе дороже.
Сержанту Дольникову служба нравилась, ближе к дембелю он подумывал даже связать судьбу свою с армией, да кореш один, Сева Зайцев, тоже командир отделения, сманил его с собой в Сибирь на лесосплав. Работа, мол, настоящая мужская и платят хорошо. Махнём на пару?
Основательно подумав, сержант Дольников согласился. Армейская