Навязанная девочка. Ана Сакру
бы предпочла, чтобы Дадуров о моем совершеннолетии не помнил. Чтобы вообще о моем существовании забыл. Мне осталось продержаться меньше месяца. Каких-то несчастных три недели, и я смогу отсюда сбежать. Не знаю еще, как именно, но смогу!
– Я уже говорила, Алан Фидарович, что не хочу праздновать, – робко отзываюсь вслух, так и не поднимая глаз на своего ненавистного родственника.
Слишком много он может увидеть в моем взгляде. Например то, что я буду не против, если он сдохнет прямо сейчас.
– Праздник она не хочет… Ха! Условия ставишь старшим? А долг перед семьей ты исполнить не хочешь?! – тут же с нажимом вопрошает Дадуров и подаётся ко мне через стол.
Молчу, переминаясь с ноги на ногу. Колени ватные. Страшно узнать, что он имеет ввиду под словом "долг", но я догадываюсь. И от этого на висках выступает испарина.
Нет. Только не это. Нет…
– Ну что молчишь, Наталья? То не заткнуть тебя – шибко умная! А как прямо спрашивают, так и воды в рот набрала! – дядя начинает сердиться.
Бурчит крепкие ругательства себе под нос, не предназначенные для ушей невинных праведных девушек.
Впрочем, моя праведность для него всегда была под вопросом, начиная с обстоятельств моего рождения, и потому Дадуров никогда особо не стеснялся меня.
Еще бы. Кто я такая в его глазах? Зачатая вне брака. Плод греховной любви его младшей сестры и ее охранника. Нищего по меркам клана Дадуровых, наглого иноверца.
Моего папу не убили только потому, что их не сразу нашли, а когда отыскали в другой стране, то я уже родилась, а родители были счастливо женаты. Дадуровы плюнули на опозорившую клан дочь и просто сделали вид, что ее никогда и не было.
Если бы мои родители не разбились пять лет назад, когда мне было тринадцать, дядя бы никогда даже имени моего вслух не произнес. А так пришлось принять в его дом паршивую овцу – сироту. И попытаться хоть чему-то научить.
Ну, как он это видит…
Молчу. Начинает мелко трясти от ярости, от бессилия. Дадуров грузно поднимается из-за стола. Тяжелой поступью медленно направляется ко мне. Вижу приближающиеся носки его домашних мягких туфель. Чувствую горькое влажное дыхание на своей макушке. Дядя – большой, тучный мужчина. Протянет руку, схватит пятерней за шею – и нет меня…
Вздрагиваю когда костяшкой пальца задирает вверх мой подбородок и заставляет посмотреть ему в глаза.
– Мужа я тебе нашел, Наталья, – вкрадчиво сообщает, и я вижу злорадный триумф в дядиных глазах.
"Мужа…"– набатом отдается в ушах. Сердце мучительно ударяется о ребра, а затем ухает вниз, обрываясь.
Отрицательно верчу головой, но Дадуров перехватывает мой подбородок крепче, пальцы больно впиваются мне в щеки.
– Нет-нет-нет, – беззвучно шепчу задрожавшими губами, а дядя довольно улыбается.
– Дочке бы своей я такого не пожелал, конечно. Но для тебя – честь, благодарной будь, дочь ишака, – елейно шепчет мне в лицо, наслаждаясь паникой, проступившей в каждой черточке.
– Я не хочу, – всхлипываю, – Вы не сможете…Не заставите!
– Дура! – вдруг рычит и с силой отталкивает от себя с таким видом, будто вляпался рукой в какую -то мерзость.
Не удерживаюсь на ногах. Валюсь на пол. Но сижу на пушистом ковре недолго. Дядя тут же снова подходит и рывком ставит на ноги, чуть не вывернув мне плечо. Шипит в лицо разгневанным матерым хищником.
– Либо так, либо в лес увезут и все, подальше от позора. Заранее… Все знают, что я за тебя отвечаю! Второго скандала дома не потерплю, поняла?! – встряхивает меня как тряпичную куклу. Не вижу его лица, так как слезы из глаз градом текут, – Поняла? – орет, оглушая.
– Д-да, – выстукиваю зубами.
Боюсь, что если не отвечу, убьет прямо сейчас. И в лес действительно повезут, но уже остывающее тело.
– Хорошо, – Дадуров тут же отпускает.
Выдыхает шумно, приглаживает волосы, бороду, одергивает халат.
– Помолвка на совершеннолетие твое. Все, иди, – устало машет на меня рукой.
Направляется обратно к своему столу.
А я стою оглушенная посреди его кабинета. И не верю, что весь этот ужас происходит со мной. Почему? За что?
– Ну что встала? Неблагодарная…– раздраженно ворчит дядя, усаживаясь в кресло.
– Спасибо, Алан Фидарович, – глухо отзываюсь я и, отмерев, ухожу.
Спорить бесполезно. Я знаю это слишком хорошо.
Глава 2. Наташа
– И что же ты будешь делать? – обеспокоенно вздыхает Вероника, вертя палочку с поджаривающейся зефиркой на конце, – Дядя хоть сказал, за кого тебя выдавать собрался?
– Ничего он не сказал, перед фактом поставил и все, – бурчу обреченно и с такой злостью кусаю подгоревшую с одного бока сосиску, будто это дядина нога, – Не удивлюсь, если это вообще его ровесник, вдовец -извращенец какой-нибудь, не особо запаривающийся о моей "стремной"родословной. Но уверенный, что мне честь оказывает,