Оберег на любовь. Том 2. Ирина Лукницкая
с тягучим сливочным содержимым, всегда мелким шрифтом подписано: «Произведено: Назаровский молочный комбинат, Красноярский край. Город Назарово».
– Как это не знаю! У нас в стране почти вся сгущенка «made in Назарово». Ваша самая вкусная. Факт! Твой Костик, он что – сгущенки не ест?
– Умница. Знаешь! – восхитилась Алена. – Ест. Но дело не в этом. Костя не считает мой город городом. Он говорит: «Твой городишко так – большая деревня». А мне обидно…
– Плюнь. Ерунда все это. Главное, что ты любишь родину и в обиду никому не дашь, – убеждала я Алену.
– Вижу, Полина, ты нормальная девчонка. А я все со стороны гляжу-гляжу и думаю: «Откуда такая божья коровка? Вот-вот «То березка, то рябинка запоет…». Ошиблась… Пойдешь с нами гулять после концерта? – тоном, не терпящим возражения, приглашала меня атаманша.
– Ленка, кончай базар. Уже начинается, – шикнули на нас ребята.
Я не успела ответить, потому что вокруг захлопали.
…Думаю, организаторы вечера заранее программу не готовили. На сцене царила полная импровизация. Желающих прочесть стих или пропеть песню Высоцкого нашлось – хоть отбавляй. На наспех сколоченные подмостки по одному взбирались самодеятельные артисты. В основном, это были парни со своими гитарами. Исполнитель сообщал ведущему на ушко свое имя и название произведения, и тот в микрофон объявлял публике предстоящий номер. На подступе к сцене уже выстроилась очередь из желающих блеснуть талантом. Солисты отчаянно хрипели, пытаясь подражать певцу, а некоторые песни повторялись. К примеру «Кука» спели аж три раза, а «Гимнастику» – два. Но в целом, все было очень здорово. Зрители тепло приветствовали каждого выступавшего. Зал под открытым небом замирал, слушая знакомый до боли хит, и потом дружно рукоплескал. В ожидании следующего номера все умолкало, и лишь отдельные хлопки раздавались в тишине. Это народ шлепал распоясавшихся на закате самок комаров. Многие исполнители отказались от микрофона; он и вправду почти никому не пригодился: акустика здесь, у реки, у подножья гор, была потрясающей. Когда публика кричала «браво!», раскаты эха, как салют, долго сотрясали горы. Мне кажется, собравшиеся на поляне понимали, что сейчас здесь происходит: воодушевление, царящее на сцене, очередь из желающих выступить, овации зрителей и даже ответная реакция гор – все это глубокая дань памяти любимому артисту.
Под конец вечера меня сильно тронула одна исполнительница. После плеяды чтецов, певцов и музыкантов исключительно мужского пола, вдруг на подмостки вспорхнула девушка лет двадцати пяти, совершенно обычной внешности. Скорее, даже невзрачная. Худенькие плечи, жидкая косичка, выпуклые очки, никаких концертных нарядов – длинная трикотажная юбка и простая вязаная кофточка на пуговках. И голос-то не ахти какой сильный. Но спела без аккомпанемента так классно, что все заслушались. Пела она не о войне, не о горах, не о спорте, а о любви и разлуке. Девушка не старалась подражать парижанке, но проникновенное и женственное исполнение, пожалуй, слегка роднило ее с красавицей Мариной Влади. У выступавшей, несомненно,