Два года из жизни Антона Павловича. Екатерина Радда
не сказал об этом сейчас, то умер бы и чувствовал себя подонком, попав в адский котёл.
Вика едва слышно прыснула в телефон. На фоне было много голосов. И я понял, что полез со своими признаниями вообще не вовремя.
– Я вас очень хорошо услышала. И хотела бы дать ответ тоже. Однако сейчас, в данную минуту, я занимаюсь срочнейшим оформлением важнейших документов для других коллег. Но я вернусь, как только смогу, к вашему вопросу! Обещаю! И положила трубку.
Я обругал себя. Что за старческие сантименты? Зачем ее надо было так подставлять? А если рядом терлась Нонна, например? Она же потом три шкуры с нее спустит! Дурак старый.
Представлял ли я, что будет с нами через несколько лет? Мне было очень страшно, но я представлял, конечно. Через десять лет я стану пенсионером. А Вике будет только 32 года. Это еще юность для женщины. Я же стану дряхлым стариком с больной поджелудочной, седой башкой и мудями, ноги мои будут скрючены артритом. Любимым напитком моим станет раствор корвалола, а по праздникам – стакан горячего цикория. Мое тело сморщится и одряхлеет. Если где-то на людях его еще можно будет прикрыть рубашкой и костюмом, то без трусов под одеялом я буду выглядеть жалко и отвратительно. Если у нас родятся дети, то вместо молодого и бодрого отца они получат сразу деда. Я и сейчас дико ревную Вику к другим мужчинам. А что будет через 10 лет? На нее еще будут смотреть двадцатилетние юнцы с зашкаливающим уровнем тестостерона, а ей надо будет ложиться в одну кровать со мной. Которому будет уже седьмой десяток.
Она встретила и полюбила Антона Павловича, заместителя директора. А через десять лет она обнаружит рядом с собой деда Антона в трусах-семейках, который смотрит в очках телевизор и ругает власть за то, что ему пенсию не поднимают. Ну ладно, это я утрирую, конечно. Жить я буду не на одну только пенсию. У меня есть приличные накопления. Но суть я уловил верно. Пятидесятилетний Антон Палыч в костюме и семидесятилетний дед Антон в семейках на скрюченных ногах – это два разных человека. Вика не заслуживает такой жизни. Когда мне будет 80, если будет, то Вике будет всего 50.
Я часто думал об этом в последний год. Мне становилось тошно от таких умозаключений, но правде надо было смотреть в глаза. Отгонять от себя такие мысли, как несостоятельные предположения, было бы глупо и недальновидно. Конец наших отношений, если они затянутся, очевиден: мы возненавидим друг друга. И я, возможно, закончу жизнь в доме престарелых, куда меня с облегчением сдаст любимая жена.
Полагаю, что Вика об этом тоже думала. Иначе не может быть. Она умная девочка. Но я не знал, как быть в этой ситуации. Мне было мучительно думать даже о том, что мы расстанемся сейчас, в этом отрезке времени, до конца не прожив отведенный нам короткий кусочек времени. Возможно, ситуация как-то разрешится в нашу пользу? Сама собой? А так вообще бывает? Чтобы обоим не больно было при расставании?
*******
В конце ноября после обеденного перерыва Вика внезапно возникла на пороге моего кабинета. Во всем черном, с гладко зачесанными