Бесконечная суббота. Урса Минор
А зря, между прочим, потому что они теперь отчасти и твои. Эти славные ребята собрались открывать сезон. У меня.
И развёл руками.
– Какой сезон? – снова зевнула Зайка. – На карусели, что ли, в местном ЦПКиО? – и посторонилась, пропуская их вовнутрь. – Так его только недавно закрыли.
– Сезон на постижение, – поджав губки, серьёзно сказала девочка и оглянулась на мальчика. – И оно карусели, конечно, не исключает, но в них и не нуждается.
– Странные какие-то у тебя дети, Горыч, – прошептала Зайка Еремееву на ухо прямо у них над головами. – Ты их не в Сколково случайно украл?
– Я их не крал, – обиделся Еремеев. – Но подозреваю, что почти купил.
И показал торчащие из кармана корешки разноцветных квитанций.
***
Ванная у Зайки была крошечная, вся увешанная полотенцами и запотевшая. Еремеева затащили вовнутрь чуть ли не насильно и заперли изнутри дверь.
– Ты чего?! – зашипела на него Зайка. – Дети не могут быть сами по себе! Родители, опекуны – кто-нибудь обязательно где-нибудь должен быть! Да за киднеппинг вообще положена статья!
Она глубоко вдохнула, шумно выдохнула прямо в опешившего Еремеева и уже спокойнее прошептала:
– Их надо отдать.
– Надо, – с готовностью согласился Еремеев. – Я что, против? А кому?
– Как "кому"?! – снова зашипела Зайка. – У нас что, сегодня утром полицию отменили?!
– Бог с тобой! – почти натурально изумился Еремеев. – Кто же её отменит?
Зайка возмущённо фыркнула, отодвинула его с дороги и вышла из ванной, на прощание покрутив у виска пальцем.
Дети по-прежнему стояли в прихожей.
– Ну, чего стоим? – вздохнула она. – Чай?
***
Отделение полиции было сразу за лесопарком.
Дорожка шла от автобусной остановки вглубь, мимо закрытого небольшого кафе, вдоль голой до синевы берёзовой рощи, между тощими кустами облетевшего на зиму барбариса.
– А знаешь…
Еремеев обернулся к шагающей рядом Зайке и внезапно замер на полуслове: за худосочными голыми берёзками громоздилось что-то огромное и почти нереальное. Оно было серым, мохнатым, спина его горбилась выше самых высоких берёз, между стволов которых прямо на Еремеева смотрел порядочных размеров внимательный шафрановый глаз.
– О, чёрт! – зажмурился Еремеев. – Я сплю. Господи, ущипни меня и дай проснуться!
– Горыч?..
Зайка обернулась, и глядящий на них глаз моргнул, поплыл куда-то в сторону, и там же, между деревьев, показался второй – такой же. Исполинская голова качнулась вверх, ушла выше деревьев и уже оттуда глянула на них снова: с интересом и даже почти с сочувствием.
Визга у Зайки не получилось: в тот самый момент, когда он уже готов был родиться, Еремеев по-быстрому обнял её за дёрнувшиеся было плечи, зажал ей рукой рот и прошептал в самое ухо:
– Тсс! Тихо, тихо, Зайка. Вспугнёшь.
Дети молчали. Оба.
Существо выгнуло