Дом преподавателей, или Бегство из рая. Часть 1. Гриша Поцелуйчиков
плакали от поражений, радовались победам и восхищались красотой голов. Причем этот мир был общим для детей и взрослых. И от наших дворовых площадок лежал прямой путь к большим стадионам.
Жители
Хоть дом наш и назывался Домом преподавателей, но социальный состав его был весьма неоднороден. В доме во всех подвалах были квартиры, и там жили дворники, полотеры и слесари, в основном работавшие при нашем домоуправлении. Общение с «подвалом» – первое мое жизненное переживание, связанное с социальным неравенством. Начиналось оно сразу при входе в подъезд. Я входил со своим приятелем, и пути наши разделялись – я шел наверх, к лифтам, а он – вниз, по крутой и довольно темной лестнице. И сам приятель сразу становился маленьким, жалковатым, хотя на самом деле был довольно упитанным мальчиком. Его отец был полотером, и я никогда в жизни больше не видел таких красивых полов, как в этой подвальной квартире. Они блестели, как настоящее зеркало.
Но и на этажах жили отнюдь не только преподаватели и сотрудники. Многие работники, обслуживающие огромное здание Университета на Ленинских горах, получили квартиры в нашем доме. Когда мы жили в первой, коммунальной, квартире, соседкой по этажу была тетенька из домоуправления, а такими же соседями в другой, отдельной, квартире была семья пожарного.
В доме было много известных семей (или тех, кто стал известен позднее) – Несмеяновы, Николаевы, Зенкевичи–Флинты, Засурские, Городецкие, Золотовы, Дынники.
Хотя большей частью дом заселялся молодыми семьями. Старых, заслуженных людей – академиков и профессоров – было не так уж много. В основном это было поколение моих родителей – рождения 20-х годов. Соответственно рангу и количеству членов семьи получались и квартиры. Поэтому ученые и преподаватели тоже жили в основном в коммунальных квартирах.
Назвать Дом преподавателей домом молодых ученых совершенно невозможно. В самом крайнем случае – домом будущих академиков. Классический стиль, высокие строгие двери, башни. Эта торжественность не предполагала молодости, она ее скрывала и запирала в себе. Торжественность создавала эпоха – первая половина 50-х годов и сталинский классицизм. Но к началу 60-х торжественность стала анахронизмом и превратилась в исторический тупик. Естественно, возникало сравнение с Главным зданием МГУ на Ленинских горах. Но МГУ при всех стилевых совпадениях слишком привязан к местности. Университет словно является ее продолжением, как маяк собирает и совмещает в себе берег и море. И в таком случае форма, архитектура становится вторичной. А у Дома преподавателей нет местности, он ничего не знает о своем окружении.
Между тем подвалы в доме постепенно расселяли, устраивая там технические помещения, и, странным образом, я с тех пор как будто забыл, что на свете есть такая вещь, как социальное неравенство. Вернее сказать, я не обращал внимания на то, что многие друзья из нашего дома или из соседних жили не так, как мы. Когда я приходил к ним, мне всегда было хорошо и уютно, даже в коммунальной