Его лягушка-царевна. Олег Фомин
где поселили Розовую, напоминал небольшую холодильную камеру и в отличие от отсека космоплана был достаточно просторным. Коконы хорошо перенесли перелет, быстро, к удивлению исследователей, адаптировались к земным условиям. Но в какой-то момент что-то пошло не так. Что именно пошло не так, осталось невыясненным. Списали на то, что невозможно на одной планете стопроцентно точно воссоздать то, что природа сделала на другой. Бесконечное число раз высчитывали необходимые проценты и комбинации газов для дыхания коконов, перемножали и делили проценты солей для почвы и воды, искали возможность хоть как-то питать их, увы…
Шоколадный и золотистый погибли. Розовая же, напротив, чувствовала себя прекрасно, и, по предположениям ее кураторов, для этого существовал некий неизвестный фактор, который отсутствовал для двух других. Эту третью силу, обеспечивающую Розовой комфортное существование, Свирин с командой безуспешно пытался найти.
Даже самая любимая работа – это все равно работа, но для Кира Розовая стала особой работой, вызывавшей в нем какой-то внутренний отклик.
– Хорошая, мягкая такая, – приговаривал он, протирая ее овальное тело, покрытое пушком. Она не реагировала, а только скользила по поверхности камеры, так что ему все время приходилось за ней поторапливаться. Эти ежедневные протирания и хорошая увлажненность камеры, за которой он постоянно следил, казалось, были те самые критерии, которые требовалось поддерживать, чтобы она могла чувствовать себя хорошо. Кир считал, что именно его трудолюбие обеспечивает ей жизнь, а те двое других погибли из-за нерасторопности и тунеядства Панькова. Ему бы в зоопарке ухаживать за бегемотами.
– Хотя бегемотов тоже жалко… – пробурчал под нос Кир.
Фактор Х, о котором постоянно твердил Свирин и его, Кира, тоже заставлял задумываться.
– Что-то еще… что-то еще… что-то такое… помогает Розовой.
Это что-то то ли было, то ли не было, неизвестно. Но Кир думал, что малейшее несоблюдение режима – особенно нехватка воды и солей – могут погубить его любимицу.
– Почти земной червяк, – подшучивал над ней Свирин – только о-очень боль-шой!
– Ну, не червяк, – отстаивал Кир свою подопечную, – кокон! Коконушечка! Может, у нас появится бабочка неземной красоты!
Свирин смеялся, проводя очередную серию анализов, и даже легонько пощипывал округлый бок кокона.
– Червякус нешевелякус! Это если по-научному.
Кир был красивым парнем, но несколько странным. Ему бы с девушками гулять, а он все жался к ученым мужам. Коллеги подтрунивали: не любишь девушек – становись светилом науки, а то ни туды, ни сюды. Но Кир не занимался экспериментами, хотя мог бы. Окончив с отличием Межгалактическую ветеринарную академию, он уже седьмой год работал лаборантом в Центре космических исследований инобиологии. В его обязанности входило следить за инопланетными существами, доставленными в Центр, обеспечивать их всем необходимым, кормить, делать заборы ежедневных проб и простенькие анализы. Он был