Белый танец, или Русское танго́. Михаил Константинович Попов
рука предателя была задрана вверх, а Коля, не давая разомкнуться его пальцам, уже разорвал зубами индивидуальный пакет и деловито перетягивал бинтом кулак и зажатую в нём рукоятку взведённой гранаты.
Из рейда отряд Шелеста вернулся всемером, как и уходил. Только вместо Лупандина в цепочке плёлся унтер-офицер, которого они выдернули из пылающей ремонтной базы. «Язык» от мазутной копоти был до того чёрен, – черней своего танкистского комбинезона, – что ротные остряки тут же окрестили его «дядей Томом».
«Задание командования выполнено на сто с хвостиком» – так передавал оценку начальства лейтенант Шелест, благодаря бойцов за службу. А Коле, уже наедине, сказал, что будет добиваться снятия с него судимости. Основания для такого решения, по мнению взводного, были, притом не маленькие. Именно Коля обеспечил удачу рейда, обезвредив предателя, а потом отлично проявил себя при уничтожении мехбазы. А тут ещё выяснилось – Шелесту о том по секрету сказал особист, – что Лупандин, судя по оперативке, был немецким шпионом, который возвращался за линию фронта. Короче, взводный стал незамедлительно писать докладные и рапорты, дабы освободить своего подчинённого от позорной статьи… И комбату писал, и в штаб полка. Да только всё оказалось тщетно.
Крови нет – кровью позор обещал смыть! – а на нет и суда нет, то бишь пересуда. Только после кровянки. Ну и что, что кровянкой в штрафбате не обходятся, чаще кранты бывают – зато после уже без всякого пересуда боец отправится прямо в рай пред светлые очи ключника Петра. Это так объяснял лейтенанту усталый и древний, как, кажется, сам Пётр, замполит. А объяснив, обещал, что специально ради него, взводного, впишет самолично имя Коли в представление на медаль.
Достучаться до совести отцов-командиров взводному не удалось. Тогда, чтобы уберечь Колю от их дуроломства, – ведь они, не моргнув глазом, когда надо и не надо бросают штрафников на пулемёты, лейтенант сделал Колю своим ординарцем и ни на шаг не отпускал от себя. Мало того, Шелест делился с Колей своим офицерским доппайком, половиня всё поровну. А чтобы повысить ценность Коли как бойца, стал самолично учить его минному делу.
– Вот это, – наставлял он, берясь за фанерный пенал. – Ящичная мина деревянная, ЯМД-5.
– Почему «пять»? – уточнял Коля.
– Пять кило…
– Ишь ты, гробик! – уважительно тянул Коля, но от усмешки – ведь пацан! – удержаться не мог: – Гробик для Тобика.
Тарельчатую противотанковую, на которой стояло три взрывателя, Коля обозвал трипперкой. Помзы – немецкие противопехотные осколочные мины, которые выставлялись на колышках и походили на грибы, с легкой руки Коли разведчики стали звать поганками. Прыгающие шпренгельные все звали лягушками, а Коля только жабами.
По вечерам в землянке или сидя у лесного костерка в стороне от передовой лейтенант рассказывал о детдоме. Картины рисовались до того красивые, что Коля заслушивался. Побудка по горну, зарядка коллективная, потом учёба, работа в мастерских,