По мокрой траве, на исходе лета (альтернативная реальность). Ниk Алеkc

      …Я и так отлично знал, что Вероника может мне рассказать, о чем поведать.

      Это, собственно, все знали.

      Включая моего лучшего друга Саньку, которому я не собирался рассказывать о своих подозрениях в отношении Насти от слова “вообще”, если б не его простодушная (до идиотизма) Света, девушка-художница (творческая натура, ага) как-то не ляпнула в компании, что у моей девушки, надо полагать, “крутой папочка”.

      Папочка, так и сказала.

      Мне, конечно, кровь бросилась в лицо.

      Просипел: “С чего ты решила?”

      И тогда она (простая как три копейки) рассказала, из какой “тачки” выходила Настя и с кем под руку (блин, под руку!) направлялась на выставку французских импрессионистов, куда сама Светка попасть не могла, разве только по особому приглашению.

      Что я мог на это ответить? Делая вид, что не замечаю многозначительного Санькиного взгляда, промямлил, что та, видимо, “просто обозналась”.

      А Светка фыркнула – дескать, ей ли, профессиональной художнице (без пяти минут), спутать мою Настасью с другой такой же красоткой…

      После чего Санька врезал ей ногой по голени и вытащил из комнаты, не иначе, с целью “сделать внушение” (на тему разговоров в доме повешенного о качестве веревок).

      Ну а я, само собой, остался сидеть как оплеванный.

      Ибо прекрасно знал, кого могли принять за ее отца (тогда как реально ее отец к тому времени уже год как скончался в возрасте шестидесяти трех лет).

      …И вот, таким образом, окольными путями, я регулярно узнавал, с кем моя девушка помимо меня…

      Конечно, неспроста. Конечно, не задаром.

      Еще был. Не-отец ее официально оформил своим переводчиком-референтом. С положенным окладом.

      …Почему я терпел? Почему ее не бросил? Почему хотя бы не разобрался с ней “по-мужски”?

      А смысл?

      Я просто не хотел ее потерять.

      Вот такой элементарный ответ на вопрос “Почему?”

      *      *       *

      Поездка на турбазу (с хождением на лыжах и проживанием в отдельном уютном “бунгало”) была испорчена сразу же, в первый день, с первого похода по лыжне (точнее, первым же спуском с довольно крутого склона).

      Я только успел крикнуть Насте “Осторожно!”, как она грохнулась. Классически упала. На бок. И потянула лодыжку. Так сильно растянула, что на обратной дороге я вынужден был тащить на себе и наши с ней лыжи, и ее, повисшую на моем плече.

      Когда мы, наконец, доковыляли до своего бунгало, Настя немедленно растянулась на кровати, не раздеваясь. Шипя и шепотом ругаясь (исключительно цензурно, нецензурных слов я от Настеньки не слышал никогда), стала растирать распухающую лодыжку.

      Я нашел в сумке спортивную мазь (захватил с собой, как знал – что-то случится) и эластичный бинт.

      Занялся ее ногой.

      Ощутил ее пальцы на своем затылке. Ее ласкающие прикосновения. Поднял голову. Она смотрела с улыбкой. Своей особенной улыбкой, которую использовала в особые моменты.

      Разведение огня в камине