Нескучный киносад (сборник). Эдуард Тополь
ма, на автобусной остановке «Аэропорт» стояла под палящим солнцем семнадцатилетняя Катя с фибровым чемоданом у ног. Она была маленького роста, и по ее одинокой унылой фигуре было видно, что стоит она давно и безнадежно. Катя высматривала рейсовый автобус, но мимо, поднимая пыль, проносились только грузовики и легковушки.
Наконец какой-то обшарпанный «жигуль» все-таки тормознул подле Кати, и крупный двадцатишестилетний водитель в желтой линялой штормовке окликнул ее:
– Эй! Куда тебе?
Подхватив чемодан, Катя подбежала к машине, быстро открыла заднюю дверцу и поставила на сиденье свой чемодан.
– В летное училище! Подвезете?
– Куда-куда? – удивился парень.
– В летное училище. На экзамены опаздываю. – Катя уселась рядом с ним на переднем сиденье.
– На диспетчера будешь учиться? – спросил водитель, трогая машину.
– Почему на диспетчера? На летчика.
– Чиво-о? – Парень ударил ногой по тормозу.
– На лётное, я пилотом буду, – уверенно сказала Катя. – Ехай! Пожалуйста!
Но водитель, перегнувшись через ее колени, открыл дверцу машины.
– Вылазь! «Ехай»!
– Ты чо? – изумилась Катя.
– А то! Баб на лётное не принимают. Вылазь!
– Как не принимают? Почему?
– Потому! Курица не птица, баба не пилот. Вылезай, я сказал!
И ведь высадил, обозлившись неизвестно на что. Не знал, конечно, что от судьбы не уйдешь…
Однако не будем забегать вперед.
На следующий день Катя сидела в кабинете ректора Приволжского авиационного училища генерала Рыкова. Здесь на письменном столе, на подоконнике и на шкафах стояли макеты самых разных самолетов – от всех Анов до Ту-144 и армейских бомбардировщиков сороковых годов, а за окном, на зеленом летном поле, где расположился музей авиационного училища, стояли те же самые самолеты – в свою натуральную величину.
Глядя на это сказочное, но, оказывается, недосягаемое богатство, Катя со слезами на глазах говорила генералу:
– А как же Гризодубова? Марина Попович?
Но ректор только развел руками:
– Ничего не могу поделать. Приказ Министерства гражданской авиации. На летные профессии принимаются только лица, имеющие приписное свидетельство военкомата. То есть военнообязанные. Понимаете? Чтобы, если война…
– Так я согласна! – воскликнула Катя. – Если война, пойду хоть на истребитель! Я летать хочу! Я с рождения…
– Поймите, девушка, – перебил генерал, – я не могу нарушить приказ министра. Поезжайте к нему. Если мне из министерства прикажут…
– Да? – обрадовалась Катя. – Если прикажут, то примете? Правда?
Тут я должен объяснить настырность своей героини.
Каждый из нас в детстве летал, но так, как летала Екатерина Осина, не летал никто. Дело в том, что все мы летали во сне, а Катя – наяву, и притом с грудного возраста, да еще – в пилотской кабине! А всё потому, что мама у Кати, извините, скончалась в день Катиного рождения в родильном доме города Салехард, а папа был командиром самолета Ан-2, и девать ему Катю было совершенно некуда, кроме своей пилотской кабины. Поэтому зимой под ровный гул мотора мощностью 1000 л. с. Катя, завернутая в оленьи меха, спала позади командирского кресла, куда бы они ни летели – за мороженой рыбой к ненцам Тарко-Сале, за соболиными и норковыми мехами на хантыйские зверофермы или с продуктами и спиртным к геологам Урая и Уренгоя.
Конечно, иногда Катя просыпалась и подавала голос. Тогда отец передавал управление самолетом второму пилоту, а сам поднимал с пола меховой сверток, разворачивал дочку и менял ей пеленки или возвращал утерянную во сне соску. И говорил:
– Катюша, до Салехарда час сорок. Потерпишь?
И снова они летели над бескрайней тундрой, покрытой снегом и ледяными торосами, и гул авиационного двигателя «АШ-62ИР» был для Кати колыбельной песней.
А летом и того проще – в салоне, у переборки, отделяющей этот салон от пилотской кабины, отец ставил детский манеж, привязывал его к этой переборке крепко-накрепко, насыпал в него разноцветных кубиков и кукол, а сверху накрывал антимоскитной сеткой. И был у Кати свой, на высоте тысяча метров, домик, в котором она играла и летала до поступления в детский сад, то есть до четырех полных лет. Правда, порой случались ЧП. Как-то они перевозили ненцев-оленеводов. Взяли их где-то на севере Обской губы и повезли в Салехард на слет ударников труда. А по дороге эти ударники развели на алюминиевом полу салона костер и стали угощать трехлетнюю Катю жареной олениной. И только когда дым и запахи костра проникли в пилотскую кабину, Катин отец испуганно выскочил в салон и закричал на ненцев:
– Вы с ума сошли! А ну гасите! Быстро!
А Катя, стоя в манеже, протянула отцу кусок жареной оленьей печени:
– Скусно, папа! Куссай!
Но вы