Камчатская рапсодия. Владислав Вишневский
не дед совсем, а около того… их и не разберёшь сходу. Бородища до груди, волос на голове до плеч – срамота, по армейским меркам, свободная длинная рубаха, как у Льва Толстого в школьных учебниках, на портрете в рост. И вообще… Ещё и за рукав прапорщика требовательно дёргает.
– Да вы посмотрите, товарищ командир, какой я дед? Вы что! У меня же ни одного седого волоска, и зубы все… Не считая одного переднего, случайно выбили… Э-э-э… Случайно, извините, упал, ударился… Мне бы в баньку солдатскую, давно не был, переодеться бы, подкормиться и… и денег совсем не нужно… Автомат в руки, и всё. Я – боец. В порядке пожить ещё могу… хочется… А?!
Ему, конечно же, не дают полностью выступить, не митинг, не зал заседаний Госдумы, и там порой с трибуны, не считаясь с амбициями и званиями, за ноги сдёргивают, и здесь так же, «оратора» перебивают нервными возгласами:
– Быстрее вы там, давайте! Тут и другие есть… толкаются…
– Обед уже в батальоне скоро, не пролететь бы…
– Эй, ты там, мужик, аника-воин, ну-ка, вали, блин, быстрее от приёмной комиссии, не задерживай людей. Не засоряй, козёл, пространство…
Внешне человеческая копия с картины «Лев Толстой на отдыхе» на всё это не реагирует, не сдаётся. Уцепившись за край стола, мужик быстробыстро тараторит, понимая, не успеет, выжмут, – сгинет, значит, в пространстве за спинами толпы… как отработанная ракетная ступень в космосе…
– Товарищ начальник, товарищ начальник! Я вообще, если хотите знать, даже полковым трубачом на службе был, горнистом. Вот!
Заходько, услыхав вдруг про трубу, сделал стойку, как борзая перед гоном. Навострил уши. Вспомнил, зачем весь этот сыр-бор.
– Музыкантом, что ли? – с надеждой спрашивает.
«Горнист», обрадовался вопросу, как беспомощный пловец верёвке на краю пенного водопада, запричитал…
– Да-да, товарищ прапорщик, конечно. Почти три года, считай. Даже ефрейтором потом демобилизовался. Комсомольцем… И грамоты были. И потом…
От такого заявления товарищ прапорщик едва руки не распростёр для объятий, но вовремя вспомнил – кто здесь есть кто. Заметно обрадовался, потому что встал на нужные рельсы.
– Так с этого тоби и надо було, милок, начинать… Музыкант он, оказывается! Это хорошо! Фамилия?
Толпа мгновенно просекла, почему этому хмырю так сильно повезло… Дружно заорала:
– О, товарищ прапорщик, так ведь и я трубачом всю жизнь… на заводе – помню – трубил… Ей-бо!!
– Чего он там сказал? Кого там набирают?
– А ну-ка, давай там, мужик, кому сказали, сваливай! Свидание с родственниками закончилось. Всё! Выталкивай его, люди! Музыкант ещё там, понимаешь, какой – видали? – выискался! Врёт он! Гоните его. Тут и другие есть, лучше!
– Люди, товарищ командир, так и я в пионерском лагере… если хотите знать… я тоже… помню, бацал.
– А я на барабане с тарелками в ДК нашем стучал… И что? И на торжественных, и на похоронах. Лафа была, помню! Как вжарим, потом, бывало «за воротник» с лабухами…