Послушная жена. Керри Фишер
маму постоянно приглашали ухаживать за теми, на кого у родственников не хватало времени.
– Как там Нико? Ты уже привыкла к супружеству? А он привык к новой женушке? – Мама хрипловато рассмеялась, подкрепив шутку кашлем любительницы «Бенсон и Хеджес»[6].
Я не стала утаивать от нее слов Анны.
– Вот ведь чертова старая кошелка. Ну надо же, «потащила к алтарю». Да ему с тобой повезло, доченька. Надеюсь, ты объяснила свекрухе, что у тебя за спиной три поколения матерей-одиночек. Подумаешь, гребаная семейка Фаринелли полвека торчит на своей авеню! Да Паркеры уже более шестидесяти лет обитают в муниципальном районе Малберри-Тауэрс, не нуждаясь ни в каких мужьях. – И она победоносно откинулась на спинку стула, словно убедительно доказала полную несостоятельность Анны. Надо отдать должное, убеждать мама умела, хотя ее аргументы противоречили всем законами логики.
Пришлось рассмеяться:
– Вряд ли Анне понравится, что женщины нашей семьи исторически неспособны заполучить мужа.
Мамино лицо смягчилось.
– Но ты-то все-таки смогла, милая, и я этому рада. Нико хороший парень. Немного навороченный по части вкусов в еде, но для макаронника неплох.
Мама еще не оправилась от того единственного случая, когда Нико пригласил ее сюда на ужин и подал крохотных трехнедельных цыплят. Потом всю дорогу домой она бурно сокрушалась, что по цене одного такого «мелкого костлявого пушистика» могла бы в супермаркете купить четырех «нормальных курочек».
– Нико родился здесь, мама. Он британец, а не итальянец.
– Ой, да как скажешь. Лишь бы ты была счастлива. – Она замолчала, прищурившись. – Ведь ты счастлива, да?
Я сделала глубокий вдох, изо всех сил пытаясь сохранять серьезность, чтобы мама не подумала, будто я утратила паркеровскую выдержку и совершенно раскисла, заполучив штамп в паспорте.
– Конечно, счастлива! Нико замечательный. Осталось только победить остальную здешнюю мафию, и мы дружно ускачем в закат на маленьких упитанных пони.
– Ох, детка. Поначалу всегда трудно. – Мама погладила меня по руке. – Франческа, бедняжка, всего пару лет как лишилась мамы, да и до этого Кейтлин почти год болела. Несладко для малютки в таком возрасте. Дай ей время. Она придет в себя.
– Надеюсь, так и будет, – кивнула я.
– И не мучайся ты из-за этой Анны, – фыркнула мама. – Мадам готова по любому поводу страдать да руки заламывать, а вот нет чтобы рукава закатать да блевотину вычистить. Пороху-то и не хватает. Да и от другой невестки, как ее там, Лары, помощи кот наплакал. Скинула больную на меня, а сама только и пообещала Кейтлин, что с Франческой, дескать, все будет в порядке, можешь почить с миром.
Мне стало стыдно, что я дернулась, услышав, как мама при знакомстве назвала Анну «голубушка», что стеснялась маминых лишних килограммов и ее хмурого взгляда из-под полей шерстяной шляпы, которая ее старила. Доброта, практичность и стойкость гораздо дороже умения ловко повязывать шарф.
– Неужели
Марка сигарет.