Люди и звери. Александр Трусов
несколько раз тяжело опустился на по-прежнему валявшийся на моем столе полиэтиленовый пакет. Я взял пакет в руки и стал внимательно рассматривать.
В запаянной пленке находился пятисантиметровый обломок узкого трехгранного лезвия. Тот самый, который я нашел в затылке у одной из мертвых собак. Край слома был с той стороны, где начиналось утолщение. Острие, на удивление, не выглядело затупившимся. На узких матово блестевших гранях не было ни узоров, ни рисунка, только застывшие потеки и пятна ржавого цвета.
– Ну? – я раздраженно посмотрел на Смолина, который всем своим видом давал понять, что добровольно ничего рассказывать не будет.
– Баранки гну! – он фыркнул еще раз и так навалился на мой стол, что тот затрещал. – Как ты думаешь, что это такое?
– Заточка?
– Зах…ечка! Это трехгранный клинок, предположительно тайный или, так называемый, «почечный» кинжал, который в истории холодного оружия известен как стилет. Был распространен с пятнадцатого по семнадцатый век.
Он сознательно сделал паузу, и я был вынужден поднять на него глаза.
– Ты хочешь сказать, что этому ножичку не менее трехсот лет?
Он пожал плечами, и кресло предательски заскрипело.
– Возможно. Но, чтобы утверждать это, мне нужно сделать радиоуглеродный анализ металла. Во всяком случае, первоначально у меня были разные версии. Это лезвие могло оказаться как обломком японского йорой-даши или кансаси, женского стилета в виде заколки для волос, так и частью испанского инерционного стилета. В конце концов, я пришел к выводу, что это мизерикордия – итальянский кинжал «милосердия», которым добивали тяжело раненую жертву.
– Ты уверен?
– Не знаю. Угол заострения клинка, вогнутое сечение, угол заточки лезвия, в принципе, это подтверждают, но письменного заключения я бы тебе не дал. Впрочем, я надеюсь, оно тебе и не понадобится?
В его пристальных, вечно смеющихся глазах мне было странно видеть неуверенность и необъяснимый страх. Я его мог понять. Не каждый день на чердаке современного дома находишь зарезанную средневековым кинжалом собаку.
– Может, мне теперь следует устроить обыск в Оружейном зале Эрмитажа? – я пытался сделать вид, что разозлился, но, странное дело, мне тоже вдруг стало неуютно.
Он неестественно рассмеялся.
– Не думаю, что этот нож оттуда. Кроме того, мизерикордия, или, как ее называли, «Божья милость» была рассчитана на пробивание доспехов, то есть была достаточно крепкой и устойчивой на излом. Этот же клинок сломался от относительно легкого нажима, после того, как острие застряло в черепной кости. Так что не исключено, что это просто мастерски выполненная подделка из некачественной стали. Хотя, – он с сомнением покосился на обломок, – я бы не спешил с выводами, пока не проверил степень механической и термической обработки.
– Тебе не кажется, что, добивая свои жертвы, наш таинственный живодер был излишне милосерден? Добивание умирающих животных выглядит как-то неестественно, особенно