Зарево ночной справедливости. Виктор Некрасов
за изящный казарменный комплимент, тирон Спикат! – улыбнулась Гесперида. – Давно тебя не было видно.
– Да, давно не виделись, и только это тебя извиняет! Потому, что я уже не тирон, я теперь полноценный солдат. Я даже провожу занятия с новобранцами по отданию чести в строю! А это кто с вами? Новенькая? Ой, как мы глазки опускаем, наверно, мы недавно из деревни. Надеюсь, вы быстро научите её сверкать на небосводе. Смотрите, я приду, проверю!
– Прикиньте, – тихо сказала подругам Гесперис, глядя вслед удаляющимся легионерам. – Мы отдаём честь в постели, а они прямо в строю!
– А у вас тут новые солдаты. С непривычными внешностями, – печально говорила Фонтея. – Я выпала из гнезда, а мир живёт дальше… Я теперь недавно из деревни, по его меркам.
– Да, обломилась тебе ещё одна невинность для потери, – съязвила Селена.
Подруги с интересом рассматривали столичную гостью. После простого платья стали заметны изящная осанка, лучистый взгляд с томной поволокой…
– Фонтея, а ты внешностью стала ещё привлекательнее! – восхищённо промолвила Гесперис. – Пронзительнее, рельефнее, что ли… Нет, пожалуй, там ещё что-то радужно-переливчатое в тебе…
– Узнаю прежнюю Геспериду, – засмеялась Фонтея. – Всё пытаешься запереть порхающую мысль в клетку из слов. Не устала гоняться за ветром?
– Не устала! Сейчас формульну, только вы не обижайтесь!
– Ну, формульни!
– Слушайте! Ты, Фонтея, красивая не надрывно, не изо всех сил, ты красива так, между делом. По привычке! Мы, наверно, тоже не уродины, но мы старательно красивые, а ты красивая нехотя. Теперь понятно, почему ты надела такое простое платье.
– Вот что значит – жить в столице! – приземлила подругу Селена.
– Не вздумайте завидовать, девочки! – грустно отвечала Фонтея. – В провинции есть своя прелесть. Не верите? А вот слушайте – я сейчас перечислю то, о чём тоскую по ночам!..
– Калантусики! – смеялись Гесперис и Селена. – У нас уже так не говорят. Ты, как привет нам из прошлого, Фонтея! Ты омолодила нас на несколько лет! А теперь о главном – пока мы трезвые. Ну-ка, поведай нам, сельским клушам, как тебе удалось раскрутиться в само́м Риме, видавшем всякие разновидности?
– Не хочу об этом говорить. Противно, неприятно и примитивно. Ничего нового – надуть мыльный пузырь и уверять, что это хрустальный шар – скорее и нахрапистее, пока не лопнул. Накраситься и выставляться в боковом освещении. Не засыпать из опасения, что тебя увидят в истинном свете, с приоткрытым ртом. Запыхалась я гнаться за образом… Я начинаю презирать очарованных мною. Знали бы вы, как это изматывает – каждый день, что-то новое придумывать, чтобы не надоесть…
– Ага, боишься всё-таки, надоесть, – с усмешкой отметила Селена. – А мгновение назад: всё противно, хочу уйти! Логика не прослеживается.
– Хочу уйти, – повторила Фонтея с улыбкой. – Уйти, а не быть выброшенной, как использованная салфетка.
– Девочки, остановитесь! – взмолилась Гесперида. – Нас и так никто не любит в этом мире, ни душой, ни сердцем, только