В морге тебя переоденут. Лина Вентура

      "…Вот ее и привезли – мою девочку, мою красавицу. Я еле дождался! Время близилось к полуночи, и вскоре мы с ней остались одни в этом блоке. Я прислушался – никого. В журнале посмотрел, где она лежит. Взял связку ключей и пошел к ней. И вот уже она на каталке, потом – на кушетке. И теперь вся в моей власти. Бирку с ее ноги я не стал снимать – вдруг забуду снова надеть. Я оглядел ее: юная, прекрасная и нагая. Нагота ее ослепляла. Причина смерти мне пока неизвестна, во всяком случае никаких следов насилия на теле нет. Я стал целовать ее холодные губы, руки и красивые ступни. (…) Потом я ее фотографировал и все любовался ею, разговаривал с прекрасной незнакомкой, хотя – какая же она незнакомка? Я уже знал все родинки на ее теле, все впадинки и выпуклости, мягкость ее длинных темных волос, наманикюренные ноготки. Искупал ее, стараясь не замочить волос. Обтер, прижимая к себе свое сокровище. Девочка моя сладкая, персик мой!.. Так и оставил бы ее себе. Но рассвет приближался, ночь – будто специально для меня – была спокойной, новых поступлений не было. Скоро придет мой сменщик, врачи, и морг начнет функционировать. В последний раз я обнял мою девочку и отвез на место. Утром проявил слайды и любовался своей красавицей. Сходил на занятия. Еле-еле дождался вечерней смены и почти бегом устремился на работу. И вот все ушли. Вряд ли и эта ночь будет спокойной, поэтому я, оглядевшись и прислушавшись, вынул мою подругу, завернул в простыню и быстро нырнул в закуток для санитаров. Закрылся, и только тогда оглядел свою добычу. Они немного подпортили мою красавицу: от шеи до самого низа шел грубый шов. Это от вскрытия. (…) Я приоткрывал ее застывшие глаза и целовал их. (…) Это был пир любви, ведь я знал, что завтра мою девочку заберут у меня навсегда. Послышались шаги. Я затих, стараясь успокоиться. Из-за двери меня позвали. И шаги удалились. Я быстро оделся, обернул мою любимую в простыню, приоткрыл дверь. Адреналин – от страха, что меня застигнут, – распространился в крови со скоростью звука. От этого я снова возбудился, но времени уже не было. В коридоре – никого. Я прошмыгнул с дорогой ношей в хранилище, положил на место. На обратном пути меня окликнул мой сменщик – дневной санитар, выпивоха Василий. Он опять был пьян и попросил меня заменить его в дневное дежурство – это случалось уже не раз. Я согласился: будет время попрощаться с моей любимой. В 12 дня ее забрали родственники… Я обрядил ее в новую одежду, которую они привезли, накрасил ей губы, подрисовал брови, нарумянил щеки, оплакивая наше расставание. Все, прощай, моя голубка!.. Потом к нам поступили четыре умерших утром старика, один мужчина средних