Чужеродные. Марго Гритт
который они переживают прямо сейчас, но мы хотя бы приблизительно можем представить, где они… вернее, их сознание находится.
Рекламные брошюрки, по старинке отпечатанные на глянцевой бумаге и рассчитанные в основном на людей пожилого возраста, объясняли суть PastPеrfect в слогане: Relive, Rejoice, Repeat. Из текста явно нарочно вырезали словосочетание «после смерти»:
«Закройте глаза и представьте, что [после смерти] вы можете вернуться в прошлое и прожить заново один день вашей жизни по выбору. Вспомните тот самый день, когда вы были по-настоящему счастливы: первое свидание, свадебное торжество, встреча с детьми или просто уютный день с кофе на любимом балконе. Программа PastPerfect дарит вам возможность возвращаться [после смерти] в это волшебное время вновь и вновь.
С помощью революционной технологии сохранения и активации сознания [после смерти] вы сможете полностью насладиться переживанием одного особенного дня. С PastPerfect ваши счастливые моменты станут вечными. Начните жить [после смерти] так, как будто каждый день – ваш день. Не упустите шанс на бессмертие с PastPerfect».
Закольцованные видео, которые крутились в колумбарии, показывали только тизер к полнометражному двадцатичетырехчасовому кино – на основе данных нейросеть отрисовывала самые яркие моменты. «Ради рекламы, разумеется», – подумала Васьвась. Программа немого кинотеатра мертвых, как она окрестила его про себя, не отличалась разнообразием. Первое, что приходило в голову при словосочетании «рай на земле», мелькало чуть ли не на каждом втором экране. Пальмы, полосатые шезлонги, коктейли с малюсенькими зонтиками, выкрученный на максимум лазурный цвет воды. Концепция пляжного отдыха всегда казалась Васьвась странной: год пахать, чтобы скопить на летний отпуск, а потом две недели таскаться на пляж как на работу. Вставать рано, пока южное солнце не озверело к полудню, соблюдать регламент – окунаться в море до шведского стола, а не после, иначе скрутит кишки, мазаться санскрином, не забывать переворачиваться на полотенце, равномерно обжариваясь со всех сторон, как баранина на вертеле, а после ужина спешить на набережную, чтобы не пропустить закат – будет что вспомнить на старости лет, и никто не расскажет, что на старости лет все эти бесчисленные закаты сливаются в один.
Именно такой день они и выбрали с Шалевским.
Когда Васьвась первый раз подошла к нему с вопросом: «Если бы ты мог вернуться только в один день нашей жизни, то какой?», он ответил не задумываясь: «Жуан-ле-Пен». Сочетание звуков, как мадленка Пруста, мгновенно развернуло перед Васьвась воспоминания, и она кивнула: «Да, пожалуй».
– Я думал, чаще всего люди бывают счастливы в детстве, таким, знаете ли, чистым, незамутненным счастьем, – сказал Шалевский, когда они поднимались на последний этаж, где оставалось еще много пустых экранов, а оттого в «райском саду» заметно потемнело. – Но я не вижу здесь ни одного ребенка.
– Мы пытаемся